Милая , 18 (Юрис) - страница 58

—           Я поляк, — сказал крестьянин, — мой дом всегда открыт для польского солдата.

—          Ваш сержант прав, — обратился доктор к Анд­рею. — Теперь, когда он знает, что вы поправля­етесь, пусть лучше добровольно сдастся. Вам я найду надежное место на несколько дней, пока вы не окрепнете, а потом и вам придется сдаться.

Андрей посмотрел вокруг. Женщина крестилась и шептала молитвы.

—          Если хотите мне помочь, дайте, пожалуйста, буханку хлеба, воды и, пожалуй, немного сыру, я буду пробиваться на Варшаву.

—          Капитан, — беспомощно развел руками Стика, — мы не сможем добраться до Варшавы.

Андрей с трудом подошел к сержанту и положил ему руку на плечо. Тот опустил глаза.

—           Посмотри на меня, Стика. На меня смотри, говорю. Пойдешь сдаваться?

—          Капитан, мы сражались, как львы, на нас нет позора, — сказал Стика и заплакал. Его слез Андрей никогда не видал.

—          Разрешаю тебе сдаться, сержант, если хо­чешь.

—          А вы, капитан?

Андрей мотнул головой.

—     Вы безумец, — поразился доктор.

—     Ну, и я, значит, псих, — сказал Стика.

—     Ты идешь с ним? Ты же знаешь, что он не до­берется, почему же ты идешь?

Стика задумался, а для него это была тяжелая работа.

—     Потому что он — мой капитан, — пожав пле­чами, ответил Стика.

Отработав четырнадцать часов, Габриэла ушла из посольства. Томпсон настоял, чтобы она по­шла отдыхать. Вместо этого она попросила одно­го из охранников отвезти ее в Жолибож к Вронским, которых она не видела уже несколько дней. Там Зося сказала, что Дебора и Рахель в бетарском сиротском приюте, и она отправилась туда.

С тех пор, как немецкие войска двинулись на Варшаву, бомбежки усилились. Город решил сра­жаться. Сусанна Геллер попросила срочно помочь ей перенести все, что было в приюте, в подваль­ное помещение. Габриэла вместе со всеми пере­таскивала вещи всю ночь и весь следующий день, изредка присаживаясь, чтобы прикорнуть. Так же работали и другие — Дебора, Сусанна, Рахель, Алекс, Сильвия... Когда Габриэла вернулась в посольство, оказалось, что срочных дел нет, и Томпсон снова отослал ее домой.

Она едва держалась на ногах. Посмотрела сни­зу на свои окна. Там, в ее квартире, так оди­ноко. Много соседних домов разрушено бомбами, и площадь тоже. Машинально, как всегда, когда ей бывало одиноко, она пошла на Лешно, подня­лась на пятый этаж и вошла в никогда не запи­равшуюся квартиру Андрея. Именно в этот момент завыла сирена. Габриэла застыла у окна, глядя на занявшийся пламенем соседний квартал, где жила беднота.