— Так чего ж тебе надо?
— Посоветоваться хочу, товарищ начальник.
— Ишь ты! — усмехнулся старый мастер. — Посоветоваться…
Младший подал деталь и чертеж.
— Может, ошибаюсь? Все же я впервые у вас.
И снова в его глазах мастер видит прыгающие искорки. Не поймешь: не то смеется, не то он на самом деле такой.
Петр Иванович взял деталь, чертеж, циркуль. Проверил по чертежу, посмотрел на тезку.
— Третьего, говоришь, разряда?
— Не заслужил? — с тревогой переспрашивает младший.
— Заноза, — отвечает старший. — Третьего, спрашиваю?
— Третьего.
— Заслужил.
— Значит, можно действовать?
— Действуй!
— Нарядик бы, товарищ начальник! У нас без этого не полагалось.
— Есть, — отвечает Петр Иванович-старший и смотрит поверх его головы. — Сколько же тебе дать?.. Ладно… — Он подает лист младшему. — Сыпь…
Младший выходит в проход. Он настолько мал, что его почти не видно из-за станков.
Петру Ивановичу некогда думать о шустром пареньке. Он снова идет в обход, всматриваясь в работу ребят, вслушиваясь в ход станков, проверяя готовые детали, сложенные ребятами на доски возле станков. Беря деталь, спускает очки на нос, часто кивает головой, но молчит и шагает дальше, усталый, утомленный бессонной ночью, бестолковым первым днем работы с ребятами. Он чувствует, что пока еще ничего не может сказать определенного, как будто среди ребят есть такие, с которыми можно работать; это его тезка — Петр Иванович, это высокий парень, который назвал себя Медведевым, это еще два-три, а дальше что? Дальше он пока ничего не видит и не знает. Целый день он расставлял, расспрашивал, объяснял… Среди «списочного состава» оказалось три девочки — Петр Иванович расставил их на подсобные работы, одну, особо шуструю, определил в табельщицы.
Стало для самого себя неясным, а что он скажет заместителю директора, если тот вызовет его и спросит: «А ну, как?»
Определенно подумал только о своем тезке: «Парнишка с хваткой. Из этого толк должен быть…»
Так он доходит до конца цеха одной стороной: возвращается обратно другой стороной, и у него создается впечатление, что его в чем-то обманули: вчера ему дали определенный брак, он шумел, кричал, отказывался принимать его, и вдруг это оказался совсем не брак. Выходит, что его обманули собственные глаза, которым он верил в течение шестидесяти трех лет.
Петру Ивановичу становится стыдно, он круто сворачивает из прохода в свой закуток, садится на табурете, завертывает папироску и глубоко затягивается. Чувствует страшную усталость.
Поднимает глаза, перед ним Петр Иванович-младший.
— Ты чего?
— Кончил.