— Не ушиблась? — спросил я, хотя это она оказалась сверху, приложившись локтем мне по животу.
— Нет. Ты сам как?
— Как космонавт.
— Кузнецов, хватит болтать! — прикрикнул Якут. — Упал — вставай и молчи. Шафидуллин молодец, выиграл. Встаем по местам еще раз…
Так потянулись наши рутинные тренировки после тренировок. Сказать, что они были сложные, — ничего не сказать. Только с этими пнями, которые с каждым днем становились все тоньше, мы провозились две недели. Зато по истечении срока почти все молниеносно реагировали на появление и исчезновение предметов, на которые можно наступать.
К удивлению многих, Азамат со своей компанией во время занятий начал бегать, а не отсиживаться в кустах. Он пыхтел, кряхтел, грозился развалиться на части, но от своего не отступал. Видимо, считал, что таким образом Якут позволит ему участвовать в соревнованиях. Однако учитель хранил скорбное молчание.
Жизнь постепенно устаканилась, а дни начали считаться от понедельника до субботы. В воскресенье я звонил дяде Коле, стараясь расспрашивать его подробно обо всем, что происходит. Сам отвечал неохотно, потому что в душе не представлял, как должны тренироваться футболисты, а врать лишний раз не хотелось. В этот футбол мы даже начали играть со второкурсниками. Меня и компанию пригласил тот самый Филочкин, с которым мы вроде стали как приятели. И даже Куракин делал вид, что не замечает разночинца-уникума, что не могло не радовать.
С Викой мы все играли в гляделки, иногда перебрасываясь парой незначительных фраз — на большее меня не хватало. Рамиль подшучивал надо мной, но сам не мог и слова сказать Колокольцевой, подружке Тихоновой.
Да и по предметам я подтянулся. Наконец-то догнал ребят по руноведению, на заклиналке был не последним учеником, а геральдика и мифология отлетали как от зубов. И даже вечерние разгрузки казались чем-то вроде приключения. Дядя Ваня часто рассказывал смешные истории из жизни школы или со времен работы в Министерстве. Где бы, спрашивается, мы еще могли подобное услышать?
Казалось, живи, учись, радуйся. Выпала возможность стать магом, причем на старте дали не самое маленькое количество силы. Однако огромной бочкой дегтя оказалась затянувшаяся конфронтация банника (интересы которого, к сожалению, представлял я) и домовых.
Наше сожительство с Потапычем можно было сравнить с существованием разведенных, которые не могут съехать из квартиры из-за неимения денег. Мы старались не замечать друг друга. Мои комментарии банник игнорировал, его просьбы также оставались без ответа. О наличии «домашнего питомца» я тоже не мог рассказать учителям, потому что узнал, благодаря Мишке, что подобное вообще-то запрещено. И дать добро может только директор. Но почему-то казалось, что в данном случае лично со мной разговор будет короткий.