Встала дыбом шерсть на загривках. Дым во рту. Палубы кишат чи-монгерами. Жажда крови бьется, растет, рвется наружу, перетекая из грозовых тигров в Кеннинг, усиливается и очищается, удваивается, утраивается и подпитывается сама собой. Они смотрели на эту крошечную стаю металлических насекомых, слепых личинок, которые думали, что им никогда не попасть в созданный ими ад, что их пламя никогда не настигнет их. Каждый корабль укомплектован солдатами и лотосменами: здесь нет ни в чем не повинных людей, только убийцы – все.
И сквозь дым они увидели его, увидели в первый раз: огромный броненосец, выкрашенный в красный цвет – цвет Тигра. На корме развевались три флага со знаком даймё.
Они пристально смотрели на корабль и на укутанную дымом палубу его глазами – острыми, как новые булавки, и очень яркими. И в толпе маленьких юношей в плюющихся дымом доспехах, окрашенных в цвет смерти, они увидели самого маленького. Юношу, которому они доверили себя. Юношу, которого они любили (она любила), и вид его, обмазанного пеплом, как труп – белый, с серым лицом, – снова разбудил жажду крови, и она крепко сжала Юкико, втягивая в себя. Потребность Буруу убивать, дикая и первобытная, налетела на нее и понесла за собой, как волна. Наполняя ее. Сражаясь с ней. Тащила ее вниз, чтобы утопить.
Но она пиналась. Сражалась. Кипела. Вырывалась наружу, вырывала себя из единого целого и возвращалась к себе, чувствуя вкус собственной крови на губах и боль, проникшую сквозь трещины в стене. Чтобы снова стать собой. Просто Юкико.
Отделиться.
Буруу взмыл в воздух, широко распахнув металлические крылья. Юкико сидела у него на спине. Сначала она почувствовала себя как в бреду – настолько сильно кружилась голова. Собственное тело на мгновение показалось ей совершенно чужим, оно дрожало, ей было холодно. Грозовой тигр под ней ревел, время почти остановилось, по лицу текла кровь, губы приоткрылись, и она с трудом перевела дыхание. Глаза были прикованы к высокой фигуре на носу, которая в этот момент обнажила мечи и направила на нее чейн-катану, бросая вызов.
– Хиро, – выдохнула она.
Юкико оскалилась. Глаза встретились с его глазами. Цвета зеленого нефрита Кицунэ. Цвета зеленых листьев лотоса. Но не цвета моря. Нет. Потому что моря вокруг этого острова, который она называла своим домом, были красными – как лотос, как кровь. Их отравили эти ублюдки и их вонючая жалкая трава. Она видела лицо Хиро, искаженное яростью. Он жестом приказывал самураю освободить место на носовой палубе. Отступить. Оставить его там одного. Его слова терялись в гудении двигателей, в вое пламени, но его жесты говорили сами за себя. Он бросал вызов. Требовал сразиться с ним. И желал отомстить. Он ударил себя кулаком в грудь – железным кулаком – и приказал самураю отойти еще дальше. Он широко раскинул руки, глядя на Юкико и ее грозового тигра. Его действия говорили громче любых слов.