Поэтому вполне может быть и так, что мозг некоторых людей более устойчив к несколько большей, а не меньшей энтропии. Именно здесь психоделики оказываются как нельзя кстати. Успокаивая сеть пассивного режима работы мозга, эти соединения могут ослабить власть эго над механизмами сознания, «смазывая» механизм познания там, где он заржавел и потому стал неповоротлив. «Психоделики изменяют сознание путем дезорганизации деятельности мозга», – пишет Кархарт-Харрис. Они усиливают энтропию мозга, и в результате система возвращается к менее ограниченному методу познания[52].
«Дело не только в том, что одна система отпадает, – пишет он, – но и в том, что старая система возникает снова». Старая система – это первичное сознание, мышление, в котором эго на время теряет свою доминирующую позицию, а бессознательное, теперь неуправляемое, «переносится в доступное для наблюдений пространство». В этом, с точки зрения Кархарт-Харриса, и заключается эвристическая ценность психоделиков для изучения сознания, хотя их терапевтическую ценность он тоже признает.
Стоит, однако, заметить, что Кархарт-Харрис совсем не романтизирует психоделики и достаточно нетерпимо относится ко всякого рода «магическому мышлению» и «метафизике», которые они если не взращивают, то подпитывают у своих приверженцев, – так же как и представление о том, что сознание «трансперсонально», что скорее есть свойство Вселенной, нежели человеческого мозга. На его взгляд, те формы сознания, которые высвобождаются под действием психоделиков, – это суть регрессия, возвращение к «более примитивному» методу познания. Как и Фрейд, он убежден, что потеря своего «я» и чувство растворения в чем-то большем, типичные для мистического опыта (неважно, чем именно они вызваны: химическими процессами или религией), возвращают нас к психологическому состоянию младенца у материнской груди, к стадии, когда ему еще предстоит развить в себе чувство своей самости как отдельной и во многом ограниченной особи – индивидуума. Обретение этого дифференцированного «я», или эго, и насаждение примитивному уму (уму, обуреваемому страхами, желаниями и склонному к различным формам магического мышления) порядка вместо анархии – все это является для Кархарт-Харриса вершиной человеческого развития. Если он согласен с Олдосом Хаксли в том, что психоделики открывают двери восприятия, то он расходится с ним относительно другого: мол, далеко не все, что вторгается извне через приоткрытую дверь, включая и «Ум в целом», мельком увиденный Хаксли, обязательно реально. «Психоделический опыт может принести много золота, которое на поверку окажется „золотом дураков“», – сказал он мне.