Она тоже работала с Тони Боссисом, и в первые, самые трудные моменты сеанса ей показалось, что она заперта в трюме корабля, где, снедаемая страхом, она раскачивается вместе с ним на волнах.
– Я высунула руку из-под одеяла и прошептала: «Мне страшно». Тони взял меня за руку и сказал, чтобы я доверилась ему. Так его рука стала моим спасительным якорем.
Я видела свой страх. Это было почти как во сне. Он находился под ребрами грудной клетки с левой стороны; это была не опухоль, а такая черная штука в моем теле. И при виде его меня охватил гнев; мой страх привел меня в ярость. «Убирайся вон! – закричала я. – Не хочу, чтобы ты сожрал меня живьем!» И что бы вы думали? Он исчез! Растворился. Я прогнала его своим гневом. Прошли годы, – сообщила Дайна, – и он до сих пор не вернулся. Рак – это нечто, совершенно неподвластное моему контролю, а вот страх, как я поняла, ему подвластен.
Это было прозрение, и по мере того, как ее мысли, прежде всецело занятые страхом, обращались к ее детям, страх постепенно уступил место чувству «ошеломляющей любви». По ее словам, она была и по-прежнему остается «завзятой атеисткой», однако, чтобы описать пережитое ею состояние, «годится только одна фраза – фраза, которая мне не по душе, но другой, более подходящей я не знаю: я почувствовала, что „купаюсь в Божьей любви“». Парадоксальность – один из признаков мистического опыта, и явное противоречие между божественной любовью, которую почувствовала Дайна, и отсутствием у нее «даже крошечной веры» ничуть ее не смущало. Когда я указал ей на это, она пожала плечами и улыбнулась:
– А каким другим образом можно это выразить?
Неудивительно, что видения смерти у больных раком, с которыми мне привелось беседовать и в зубоврачебном колледже, и в медицинском центре Хопкинса, принимают угрожающие размеры. Одна из таких пациенток, женщина лет шестидесяти, перенесшая рак груди (она попросила меня не называть ее имени), описала, как она радостно мчалась сквозь пространство, как это бывает в видеоиграх, пока не наткнулась на стену крематория и вдруг со страхом поняла: «Я умерла и теперь меня собираются кремировать. (Но ведь меня еще никогда не сжигали – откуда я могу это знать? Ведь я же умерла!) И в следующий миг я вдруг осознала, что лежу глубоко под землей в дебрях величественного леса, в коричневато-бурой суглинистой почве. Вокруг меня корни деревьев, и я вижу, как деревья растут, и я являюсь частью их. Я умерла, но лежала в земле среди всех этих корней и не испытывала ни печали, ни радости, а просто была самой собой, удовлетворенной и умиротворенной. Я не исчезла. Я была частью земли».