– Я никогда не подвергал сомнению реальность этого опыта, – сказал мне Ричардс. – Это было царство мистического сознания, тот самый мир, о котором говорил Шанкарачарья, о котором писали Плотин, святой Иоанн Креста и Мейстер Экхарт. И именно это подразумевал Абрахам Маслоу под своими «пиковыми переживаниями», хотя самому Абрахаму они без наркотиков вряд ли были доступны. [Под руководством Маслоу Ричардс изучал психологию в Брандейском университете.] Абрахам был типичным еврейским мистиком. Он мог просто лечь на землю у себя во дворе и испытать мистическое откровение. Психоделики не для него, а для тех из нас, кто не обладает таким врожденным даром.
Из этих первых психоделических трипов Ричардс по-следовательно вынес три непреложных убеждения. Первое – что сакральный опыт, описываемый великими мистиками и людьми, принимающими большие дозы психоделиков, под влиянием которых они совершают свои внутренние странствия, – это один и тот же опыт и он реален в том смысле, что это отнюдь не плод воображения. Сам Ричардс выражает это так:
– Ты просто погружаешься в сознание, погружаешься глубоко-глубоко, далеко-далеко и там наталкиваешься на сакральное. Это не что-то, производимое нашим сознанием, а нечто, существующее там изначально и лишь ждущее, когда его откроют. И с уверенностью можно сказать, что оно открывается как верующим, так и неверующим.
Второе убеждение – что все эти мистические откровения, чем бы они ни были вызваны, наркотиками, препаратами или чем-то другим, являются, по всей вероятности, первичным базисом религии. (Частично именно по этой причине Ричардс убежден, что психоделики должны быть частью процесса образования студентов-богословов.) И третье – что именно сознание, а не мозг является сущностным свойством Вселенной. В этом вопросе он солидарен с Анри Бергсоном, французским философом, который считал человеческий мозг всего лишь радиоприемником, способным настраиваться на внешние по отношению к нему частоты энергии и информации.
– Если захотите отыскать ту блондинку, которая вчера вечером вела программу новостей, – шутит Ричардс, как всегда прибегая в подобных случаях к аналогии, – вам незачем искать ее в телевизоре. (Действительно, телевизор, как и человеческий мозг, вещь необходимая, но одного его явно недостаточно.)
В конце 1960-х годов, после окончания аспирантуры, Ричардс начал работать научным сотрудником в больнице Спринг-Гров, расположенной за пределами Балтимора, где, вдали от шума и светской мишуры, окружающих Тимоти Лири, разворачивалась самая невероятная контрафактная история психоделических исследований. Действительно, это тот случай, когда повествовательный талант и дар рассказчика, присущий Лири, придал достоверной истории форму, ей несвойственную, так что в результате большинство из нас до сих пор верит, что до прихода Лири в Гарвард и после его отставки там вообще не проводилось никаких серьезных исследований. Но все то время, пока Ричардс в 1977 году не ввел добровольному участнику последнюю инъекцию псилоцибина, в Спринг-Гров активно осуществлялась (причем без каких-либо стычек или споров) амбициозная программа исследования психоделиков, и осуществлялась она в основном на гранты, выделяемые Национальным институтом психического здоровья; эти исследования велись с размахом: с шизофрениками, алкоголиками и наркоманами, с онкологическими больными, обуянными страхом перед смертью, со священниками и специалистами по психическому здоровью, а также с больными, страдающими серьезными расстройствами личности. В период с конца 1960-х до середины 1970-х годов психоделической терапии в Спринг-Гров подверглись несколько сотен больных и добровольцев. Эти исследования были хорошо продуманы, и в большинстве случаев исследователи добивались весьма хороших результатов, которые регулярно публиковались в таких престижных научных журналах, как «