Эти довольно любопытные отчеты о персональной трансформации личности нашли серьезную поддержку в ходе последующих исследований, проведенных в центре Джонса Хопкинса все с той же группой здоровых людей. Кэтрин Маклин, психолог и сотрудница центра, обработав данные опроса 52 участников, включая последующие беседы с их друзьями и членами семей, обнаружила, что во многих случаях пережитый ими опыт не только оставил глубокие следы в их сознании, но и вызвал долгосрочные изменения их личности. Особенно это касается тех участников, которые прошли через «полный мистический опыт» (он вычисляется по критериям Панке – Ричарса на основе ответов участников на соответствующую анкету, которая так и называется – «Анкета установления мистического опыта»), не говоря уже о значительном улучшении их самочувствия и усиления в их характере такой личностной черты, как «открытость опыту». Открытость, одна из пяти характерных черт поведения, используемых психологами для оценки личности человека (другие четыре – это добросовестность, экстраверсия, покладистость и невротизм), включает в себя такие аспекты, как эстетическая оценка, чувственность, фантазия и воображение, а также терпимость к точкам зрения и ценностям других людей; кроме того, она указывает на творческую жилку человека как в искусстве, так и в науках и, предположительно, свидетельствует о готовности воспринимать новые идеи, расходящиеся с идеями современной науки. Такие ярко выраженные и длительные изменения у взрослых людей встречаются крайне редко.
И все же, если говорить о сдвигах в направлении большей открытости, они касались не только добровольцев, участников эксперимента, но и других людей, в частности сиделок, которых, по их словам, само нахождение подле участников, совершавших свои путешествия, и наблюдение за ними тоже кардинально изменили, причем иногда самым неожиданным образом. Вот что поведала мне Кэтрин Маклин, под наблюдением которой прошла не одна дюжина сеансов во время ее работы в центре Хопкинса: «В самом начале эксперимента я была атеисткой, но мне изо дня в день пришлось видеть и наблюдать такие вещи, которые противоречили этому атеистическому убеждению. Чем дольше я сидела с людьми, уносившимися с помощью псилоцибина в неизведанное, тем более таинственным становился мой собственный мир».
Во время моей последней встречи с Ричардом Бутби (мы с ним неспешно обедали солнечным воскресным утром в одной из кофеен в Балтиморском музее современного искусства) он в конце трапезы посмотрел на меня со странным выражением на лице, где почти евангелическая страсть к обретенным «сокровищам», мельком увиденным им во время псилоцибиновых трипов, смешивалась с изрядной долей жалости к своему наивному и все еще несведущему в отношении галлюциногенов собеседнику, то есть ко мне, и сказал: «Я не виню вас за то, что вы мне завидуете».