Сергей Алмазов:
— В нашей инспекторской бригаде специалисты по всем направлениям — мы же комплексную проверку проводили, начиная с хозяйственной части и кончая оперативной работой. Все думают, что мы сейчас сменим руководство латвийского комитета и начнем проводить линию Москвы. А у нас никаких установок нет! И ни с кем не можем связаться. Начальство в Москве трубку не берет. Все застыли. Потом пришла команда — немедленно уезжать. Нас незаметно привезли на вокзал, посадили в вагон и мы отбыли из Риги.
Я спросил Виктора Иваненко:
— А не возникало 19 августа, когда начался путч, естественной мысли отойти в сторону, затаиться, переждать опасные времена?
— Не возникало. Я никогда не был трусом. Уважать перестанут. Это совершенно недопустимо.
— Почему вы тогда решили, что это авантюра? Что мешало путчистам вас всех к стенке поставить?
— Я знал настроения в обществе. Люди проголосовали на выборах за Бориса Николаевича Ельцина. В том числе в армии, в спецслужбах. Я знал ситуацию и в органах — никто не пойдет против народа. Все были сыты обвинениями после Тбилиси, когда лопатками усмиряли демонстрантов. В Вильнюсе кровь пролилась. Я был уверен, что на такое уже никто не пойдет… Хотя, честно говоря, ночью двадцатого сердце екнуло. Может быть, я ошибаюсь? Но все-таки стоял на своем. Не пойдут на штурм. Спецназовцы не пойдут. Уверен был. Плюс информацию получал от коллег по комитету.
— То есть естественного желания выйти из Белого дома и исчезнуть не возникало?
— Раз ввязался в драку, то все. Так с детства. Тем более к тебе приковано внимание. Тут и депутаты, и общественность. Все стояли, все! Кого только в Белом доме не было. Все в тебя вперились: какую ты информацию получаешь? А я от одного телефона к другому.
— Домой не ездили?
— Нет. Питался бутербродами у Бурбулиса. Бутербродами с колбасой. Я потом долго смотреть на них не мог.
— Жена вам звонила?
— Я сам один раз позвонил. Сказал жене: не беспокойся. Все будет хорошо. Только детей не выпускай на улицу… Она спокойный человек. Хотя призналась потом, что волновалась.
— Вам никто из коллег не советовал по-свойски: все, пора уходить?
— Один из коллег обещал: тебя расстреляют… А я в это не верил. Убежден был, что победа будет за нами.
— Когда вы обзванивали коллег, какое соотношение было между теми, кто не пожелал с вами говорить, и теми, кто хотел сохранить контакты?
— Разговаривали все. Даже те, кто был моим противником, кто мне говорил гадости. Некоторые пугались, правда… Настороженно: «Что вы хотите?» Понятно, сложная ситуация, нервничали.