У меня застучало в висках, внезапно померкло в глазах. Наверное, я изменился в лице, потому что Аносов тревожно спросил:
— Ты чего?! Все в порядке?! Что случилось?!
Но я ничего не ответил. Я смотрел на свою маму, и на себя, и в горле у меня встал комок. Я так хотел ее обнять! Так хотел уткнуться ей в плечо и рассказать — все рассказать, что со мной было за эти годы! Совсем молодая, не похожая на свою фотографию в овале на облупленном, крашеном голубой краской памятнике…
Ребенок бросился в сторону, побежал к нам, продолжая хохотать, и тут же едва не упал. Я бросился вперед и подхватил его, поддержал. А потом сел перед ним на корточки и заглянул в его темные глаза. В свои глаза. Такие знакомые, и такие незнакомые.
— Ну что, привет, что ли? — спросил я с усмешкой — Как живешь, Мишка?
А жил он видать очень даже хорошо — довольный, веселый, пухленький…а что ему? Мама рядом, Волга, собачки, лодки — счастье! Это Счастье!
— Ох, спасибо! Чуть не разбился! — услышал я такой знакомый, такой родной голос — Как научился ходить — спасу с ним нет! Носится как угорелый, того и гляди башку расшибет! Вот же засранец!
Расшибет. Вот тут, шрам под волосами надо лбом. Незаметно, но прощупать можно. О лодку жахнулся с разбегу. Кровищи было! А уж орал-то я…зашивали, возили в больничку. И вот тут шрам на щиколотке — у тебя, Мишка, еще нет его, но будет. Ты порезал ногу бутылочным донышком — какая-то сволочь разбила бутылку, а ты напоролся на острый ее край. Вену рассек Кровь хлестала метра на полтора. Отец был рядом, зажал рану пальцем и бежал со мной на руках до больницы как марафонец. Зашили.
— А что вы хотели? — спросила мама, хватая «меня-маленького» на руки — Кого-то ищете?
— Хотели посмотреть на базу — стал сходу придумывать я — Думаю вот лодку купить, да придется ее где-то ставить. Вот и решил зайти. Можно?
— Это к маме — мама махнула рукой в сторону домика — Пойдемте, я вас провожу, а то тут собаки… Хмм…а они на вас почему-то и не лают. Ишь ты, хвостами машут!
А чего им лаять? На хозяйского сына. А если сын раздвоился и одна его половинка вдруг подросла — так над этим собачий разум особенно и не заморачивается. Просто принимает ситуацию так, как она есть. Пахнет хозяином? Значит — хозяин. А то что их вдруг стало двое, эти хозяев-Мишек, значит, так тому и быть.
Баушка — крепкая, ширококостная, еще достаточно молодая — невеликого ума и слишком шустрого языка женщина. За язык все время и страдала. Рассказывала со смехом: «Дедушка меня никогда не бил! Мы как-то идем из гостей зимой, а я ему что-то такое сказала, что не по ндраву, а он взял, и перевернул меня вверх тормашками, и воткнул головой в сугроб! А так никогда не бил!