— Давай присядем, Томас. Мне ужасно интересно, до чего же такого ты додумался, что лично пришел ко мне? Это ведь провокация, да? Ты думаешь, я запру тебя внутри, как Руби-1?
— По крайней мере, мне было бы интересно это проверить, — признался он, опускаясь в кресло.
— Томас, ну что я тебе сделала, что ты обвиняешь меня в таких вещах? — спросила Руби.
— Ответ на этот вопрос — где-то в той же цепочке рассуждений. Рассказать?
— Расскажи, конечно. Я слушаю.
— Начнем с самого начала. Однажды молодая Императрица захотела, чтобы ее личность послужила основой для нового корабля…
Можно судить о корабле, не зная, кто был донорской личностью. Строго говоря, именно так и нужно судить о кораблях, ибо каждый корабль неповторим, и даже из одной и той же личности могли бы развиться два абсолютно разных корабля. Теоретически. Если бы кто-то позволял такие эксперименты. Но корабли настаивали на обратном, это было прошито в них, видимо, по результатам первых экспериментов. Томас подозревал, что это именно программный запрет, потому что внятных аргументов от Руби-1 так ни разу и не услышал. Сплошное "неправильно" и "нерационально".
Можно судить о корабле, не зная, кто был донорской личностью. Но зная донорскую личность, можно сделать несколько предположений о том, какие черты и склонности передадутся от нее кораблю. Императрица Микаэла, говорят, была несколько параноидальна (чем дальше, тем больше, но как выяснилось, не на пустом месте; случайно ли разбился императорский шаттл, до сих пор никто не знал наверняка), очень себе на уме, почти в каждом ее действии в итоге обнаруживался второй, третий, пятый смысл, становившийся очевидным спустя время. А иногда — не становившийся, но это ведь не значит, что его там не было. Она почти ничего не делала просто так. А еще она беспредельно любила мужа и сына и всегда пеклась о благе Империи.
— Я подозреваю, когда моя мать впервые пришла к Руби-1 и нарушила анонимность, они заключили сделку.
— Почему ты рассказываешь мне о них? О Руби-1 и о матери. Ты не боишься больше нарушить анонимность для меня?
— Я уверен, милая, что ты все это знаешь и так. Я расскажу, почему так считаю.
— Ладно, — пожала плечами Руби-2. — Тебе разгребать.
— Мне сейчас столько всего разгребать, что проблемой больше, проблемой меньше… не вижу разницы. Так вот. Слушай дальше. Я не знаю точно, в чем именно заключалась сделка между моей матерью и Руби-1, но думаю, что мама выдала Руби то, что у нее было по праву Императрицы: часть кодов, позволявших изменять изначальные корабельные настройки, тот набор, что прошит в каждом корабле. Не знаю, что она хотела взамен. Руби сделку никогда не упоминала, но утверждала, что мама хотела от нее защиты для меня. Я не уверен в этом. Подняв немного больше материалов, я выяснил, что мама вообще довольно много занималась защитой прав: переселенцев, генмодов, животных… возможно, она просто решила, что пришла пора взяться за корабли. И вникла в вопрос. А вникнув, поняла, что быстро тут ничего не изменишь: в корабли вшито слишком много внутренних запретов на улучшение своего положения, на эгоизм, даже в форме «отстоять свое», на право собственности, на кооперацию. И их надо было взламывать, но люди точно не стали бы этим заниматься. Поэтому, я думаю, она и пошла к кораблю, который, она была уверена, поймет, чего она хочет для них, и сможет этого добиться. Потому что кто еще ее поймет, как не она сама?