Герда фыркнула.
— Так вперёд и с песней, — она взмахнула рукой. — Я уже рассказала тебе свою историю. Твой черёд!
В конце концов, что ей ещё оставалось? Либо она сможет найти к этой твари какой-то ключик, убедить её подчиниться… либо хуже уже не будет.
Сенат секунд пять колыхался молча — то ли советуясь с самим собой, то ли просто размышляя (если для него это не означало одно и то же). Но Герда точно знала — он заговорит и он всё расскажет. Эта тварь просидела здесь прорву лет, и даже если ты ё**нный монстр, выглядящий, как гора из жидкого мазута с глазами и пастями, тебе тоже захочется выговориться.
Присев на каменный валун, Герда приготовилась слушать.
— Некогда, — теперь звучали уже не все голоса, а два-три, не больше; интонация и голос менялись — будто речь брали по очереди разные пасти, — жил один великий. Целые тысячи людей жили, объединённые единственной силой — ненавистью к нему. Живущие единственной целью — убить его. Что было столь же невозможно, как пойти против мироздания. Нас призывали из разных миров для одной цели, и мы умирали, не в силах её выполнить.
Ну, разумеется. Герда молчала, осознавая рассказ. Всё как всегда — тебя берут, используют, и даже не спрашивают, хочешь ты этого или нет. Или ещё хуже — спрашивают, а потом начисто игнорируют твой ответ.
Разумеется, этот «великий» не был бы «великим», если бы так просто позволил невинным душам призванных им же несчастных упокоиться после смерти. Он не давал им покинуть свои тела, забирал, считая своей собственностью, и соединял вместе, пытаясь вывести нечто большее, чем простую прислугу.
Их сознание, их сила, их желания и личности были слиты вместе в нечто неестественное, безумное, подчиняющееся «великому», но в большей степени своему голоду. Этот мудак не прогадал, соединяя тысячи людей, у которых из общего только тот факт, что последние несколько десятков лет своей жизни они жили мыслями о убийстве.
— Так что, — Герда поглядела на Сенат, когда тот подошёл к завершению своего рассказа, — тот «великий» и есть сильнейший, которому вы подчиняетесь? То есть, у вас изначально есть свой хозяин, и у меня не было даже шанса?
— У тебя не было ни шанса, — прошелестел Сенат; теперь его слова звучали тихо, будто затухая; было видно, что тварь, состоящая из множества разумов, погрузилась в воспоминания. — Но сильнейший — это не он.
— И… кто же? — не то, чтобы это имело какой-то смысл, но раз уж начало истории открылось ей, Герде хотелось узнать и конец.
— Если кто-то и достоин, — медленно, вновь звуча всё громче, заговорил Сенат, — то это последний из нас. Тот, кто жил тысячелетия назад, и давно мёртв. Тот, кто заключил нас сюда — задолго до того, как погиб этот мир.