— Я не готов, — крикнул он Перегрину.
— Ничего. Успокойся и читай.
— Я не готов.
— Ладно, Дугал. Прочти конец своего монолога и не выходи из себя. Произнеси финальную реплику, и закончим.
— «В рай или ад тебя проводит он»[94], — отрывисто проговорил Дугал и протопал через выход в декорациях наверху лестницы.
На сцене появилась леди Макбет.
Мэгги идеально знала текст. Она разрумянилась от вина, была напряжена, готовая начать по малейшему сигналу, но с железной волей по отношению к себе и к Макбету. Когда прозвучала реплика, сигнализировавшая его появление, он снова вошел в роль. Его возвращение на сцену прошло так, как надеялся Перегрин.
— Я дело сделал. Шума не слыхала?
— Я слышала, сыч выл, трещал сверчок. Не говорили вы?
— Когда?
— Теперь.
— Когда спускался?
— Да.
— Послушай, кто там спит, в комнате соседней?
— Дональбайн.
— Вид жалкий — это.
— Как вздорна мысль, что это жалкий вид[95].
Она смотрит на него. Он стоит, забрызганный кровью, и говорит о спящих слугах. Она видит кинжалы двух слуг в его руках и приходит в ужас. Он отказывается нести их обратно. Она забирает у него кинжалы и поднимается наверх.
Макбет один. Космические страхи пьесы накатывают словно волны прибоя. От прикосновения его рук многочисленные моря становятся кроваво-красными, их зеленые воды краснеют.
Леди Макбет возвращается.
Мэгги и Дугал вместе работали над этой сценой, и она начала приобретать форму. Герои были полной противоположностью друг другу: он — комок нервов, потерянный для всего, кроме кошмарной реальности убийства, в ужасе от того, что он сделал. Она — подчиняющаяся внутренней дисциплине, держащая себя в руках, логичная, осознающая страшную опасность его необузданного воображения. «Не надо думать. Мысль сведет с ума».
Она говорит, что вода очистит их от этого поступка, и уводит его, чтобы он вымылся.
— Остановимся здесь, — сказал Перегрин. — У меня много замечаний, но сцена вырисовывается хорошо. Пожалуйста, сядьте все.
Они были в зале, так как текущую постановку повезли на гастроли. Было включено лишь рабочее освещение, а накрытые чехлами кресла в пустом зрительном зале ждали, что польется туда со сцены.
Ассистент режиссера и его помощник поставили на сцене стулья для исполнителей главных ролей, остальные расселись на ступеньках. Перегрин положил свои заметки на стол суфлера, включил лампу и сел.
Он несколько минут просматривал записи, чтобы проверить, по порядку ли они разложены.
— Здесь ужасно душно, — вдруг сказала Мэгги. — Как будто нечем дышать. Кто-нибудь еще это чувствует?
— Погода изменилась, — сказал Дугал. — Стало гораздо теплее.