— Понятно, — солгал Перегрин. — Покажи-ка его мне. Игрушечного Сирса.
Уильям вынул из машинки потертую фигурку. Удар, полученный в какой-то из прошлых битв, лишил воина креста на плаще. Меч, погнутый, но не сломанный, он поднимал двумя руками в перчатках над головой в капюшоне. Фигурка была полностью черной и, несмотря на потрепанный вид, выглядела вполне грозно.
— Спасибо, — сказал Перегрин и положил крестоносца в карман.
— Вы закончили с поездом? — спросила Эмили.
— Может, он нам еще понадобится попозже, — быстро ответил Робин.
— Не думаю. Через четверть часа по телевизору начинается твой любимый сериал, а потом мы будем пить чай.
— Ну мамочка!
Поезд аккуратно убрали на место, солдатиков кучей ссыпали обратно в коробку — всех, кроме мистера Сирса, который по-прежнему лежал в кармане у Перегрина. Перегрин взглянул на часы и собрался уходить.
— Мне пора, — сказал он. — Не знаю, когда я вернусь, милая. Криспин говорит, что он проводит меня и вернется домой пешком, так что поручаю тебе доставить Уильяма домой, ладно? До свидания, Уильям. Приходи к нам еще, мы будем очень рады.
— Спасибо, сэр, — сказал Уильям, пожимая ему руку. — Сегодня был прекрасный день. Самый лучший.
— Отлично. Криспин, ты готов?
— Иду.
Входная дверь за ними захлопнулась, и они сбежали по ступенькам к машине.
— Пап, — сказал Криспин, — эта книга, которую мы купили вчера вечером. Про «Макбета».
— Да?
— Она очень хорошая. Там очень много рассказывается про суеверия. Если ты не против, то я хотел бы спросить тебя, полностью ли ты отметаешь этот аспект пьесы.
— Я думаю, — очень осторожно ответил Перегрин, — что люди, поступающие подобным образом, ставят телегу впереди лошади. Назови пьесу «приносящей несчастья» и начни воспринимать так каждую неудачу, которая случается на репетиции, на сцене, в гримерной или в кабинете, и все тут же скажут: «Ну вот вам! Несчастливая пьеса». Если то же самое происходит с другими пьесами, никто не принимает их в расчет и ничего о них не говорит. Возможно, до тех пор, пока с пьесой не происходит намного больше неудач, чем с другими постановками, идущими в то же самое время, и кто-нибудь вроде бедной старой получокнутой Нины не скажет: «Знаете, эта пьеса приносит несчастья», и вот уже на пьесу навсегда навешен ярлык.
— Да, это я понимаю. Но в этом конкретном случае… Я про эти головы — это уж слишком, нет?
— Ну вот и ты туда же! Телега впереди лошади. Возможно, все это было сделано, чтобы заставить нас поверить в историю про то, что «Макбет» приносит несчастья.
— Конечно, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но ты ведь не можешь сказать, что это применимо к финальной трагедии. Никто в здравом уме не станет отрубать голову ни в чем не повинному актеру — а ведь случилось именно это, пап — только для того, чтобы подкрепить теорию о «невезучести» пьесы.