Аллейн сел.
— Вы хотели меня видеть, сэр?
— Ну, вообще ничего такого особенного. Читал утренние газеты?
— «Таймс».
— А пятничный «Меркьюри»?
— Нет.
— Просто интересно. Вся эта чушь с газетным фотографом и итальянской певицей, как там ее?
После короткой паузы Аллейн сказал деревянным голосом:
— Изабелла Соммита.
— Да, она самая, — согласился помощник комиссара, любивший притворяться, будто не запоминает имен. — Забыл. Этот парень снова принялся за свое.
— Он очень настойчив.
— В Австралии. В Сиднее, кажется. Оперный театр там, так ведь?
— Да, есть там такой.
— На ступеньках во время какого-то торжества. Вот, взгляни.
Он подтолкнул к инспектору газету, сложенную так, чтобы была видна фотография. Она и в самом деле была сделана неделю назад, летним вечером на ступеньках Сиднейского оперного театра. Соммита, одетая в платье из казавшейся золотистой ткани, стояла среди самых высокопоставленных лиц. Она явно не была готова к снимку. Фотограф щелкнул затвором раньше времени. Ее рот снова был широко открыт, но в этот раз казалось, будто она орет на генерал-губернатора Австралии или нелепо визжит от смеха. Актеры театра считают, что тех, кому больше двадцати пяти лет, нельзя фотографировать снизу. Судя по этому снимку, фотограф явно находился на половину лестничного пролета ниже дивы, и на фотографии она получилась с большим количеством дополнительных подбородков и весьма embonpoint[1]. Генерал-губернатор, по мимолетной случайности, вышел на снимке глядящим на нее с недоверием и глубоким отвращением.
Аршинный заголовок гласил: «ДА КТО ТЫ ТАКОЙ?!»
Фотограф, как обычно, подписался «Филином»; фото по договоренности скопировали из какой-то сиднейской газеты.
— Полагаю, — сказал Аллейн, — это станет последней каплей.
— Похоже на то. Взгляни вот на это.
Это было письмо, адресованное «Главе Скотленд-Ярда, Лондон», и написанное за неделю до полученных Аллейнами приглашений на плотной бумаге, снабженной витиеватой монограммой I. S., которую щедро переплетали стебли и листья. Конверт был больше, чем те, что получили Аллейны, но из той же бумаги. Письмо занимало две с половиной страницы и оканчивалось гигантской подписью. Аллейн заметил, что напечатано оно на другой машинке. Адрес — шато «Австралазия», Сидней.
— Комиссар переслал его сюда, — сказал помощник комиссара. — Вам стоит его прочесть.
Аллейн так и поступил. Напечатанная на машинке часть письма просто сообщала получателю, что автор надеется встретиться с одним из его сотрудников, мистером Аллейном, в Уэйхоу Лодж, Новая Зеландия, где миссис Аллейн будет писать заказанный ей автором портрет. Автор указал предложенные даты. Получатель, без сомнения, в курсе возмутительного преследования… — далее шли уже знакомые ему строки. Целью ее письма, говорилось в заключительной части, стала надежда на то, что на мистера Аллейна будут возложены все полномочия на то, чтобы расследовать это возмутительное дело, и засим она остается…