. А далее лучше читать и разбираться во всем самому…
Думаю, что сам режиссер, прочтя эти почти апокалиптические рассуждения российского философа о гибели Японии и ее культуры, скорее всего, крайне бы удивился. Он ни в коей мере не относится к числу тех, кто придумывает какие-то мудреные концепции и запускает зрителя в лабиринт умозрительных игр. «Когда я делаю фильм, – говорит Миикэ, – я стараюсь не очень думать о конечном результате. Мне нравится, когда финальный результат подпитывается любыми событиями, происходящими во время съемок»130.
Режиссерская непредсказуемость – вот одно из главных достоинств Миикэ. И даже авторитетный Китано свой фильм «Затойчи» сделал с явной оглядкой на опыт своего коллеги, особенно когда речь идет о финальном эпизоде – увлекательном степе живых и умерших, словно взятого из ленты Миикэ «Семья Катакури». О Китано уже не первый раз говорится в этой статье, возможно, потому, что сравнивать и противопоставлять Китано и Миикэ – занятие увлекательное. Оба режиссера утверждают стиль «неправильного кино». Оба работают на стыке жанров: драма в их лентах переплетается с фарсом, жестокость и агрессию оттеняет смех. Но что касается иронии, то Китано больше обращает ее на самого себя, а Миикэ – на все японское общество. Если Китано тщательно отделывает каждую свою работу, добиваясь совершенства, то Миикэ больше доверяет творческому импульсу, интуиции, подсознанию, что порой приводит его и к неудачам, которые вряд ли огорчают его. И, наверное, главное: Китано уже давно записан в классики японского кино, и его фильмы отмечены призами на крупнейших международных кинофестивалях. Миикэ же числится в разряде культовых режиссеров, и его работы демонстрируются в основном во внеконкурсных программах Роттердама и Канн. И, тем не менее, как признают, именно «„анархический“ метод Миикэ оказывает воздействие на современное азиатское кино»131.
Теперь это уже хорошо известная история, не раз повторенная кинокритиками и журналистами, но будет уместным еще раз обратиться к ней. Говорят, что когда-то Квентина Тарантино спросили о его пристрастиях в азиатском кино, тот, не задумываясь, произнес: «Такаси Миикэ». Но тут на помощь пришел переводчик, мгновенно поправив: «Такэси Китано!». Но американская знаменитость твердо настаивал на своем: «Нет, нет, нет! Такаси Миикэ!».
«Для Квентина Тарантино, – пишут очевидцы этой сцены, бравшие интервью у знаменитого американца, – Такаши сейчас актуальней Такэши. Миикэ для него – чародей экранного насилия… Ведь, по словам того же Тарантино, аттракцион кинематографии и существует для того, чтобы впитывать и преломлять наши основные инстинкты и побуждения: тягу к насилию, влечение к сексу. А этого у Такаси Миикэ – хоть отбавляй»