Новое японское кино. В споре с классикой экрана (Катасонова) - страница 189
«Лес скорби» («Могари-но мори», 2007)
Название фильма по-японски звучит как «Могари-но мори», где слово мори означает лес и одновременно с этим важный дзен-буддистский символ. Издревле в леса удалялись в поисках самого себя, уходили ради избавления от суеты бренного мира. А могари – это ритуал, который в древности связывали с так называемыми «временными похоронами» – возвращением ушедших к своим покинутым на земле родственникам. А еще, как поясняется в финальных титрах, могари означает «период траура, размышления и воспоминания о дорогих ушедших». «Когда человек покидает этот мир, ты яснее ощущаешь связь с этим человеком. Эта идея легла в основу фильма, – поясняет Кавасэ. – Когда я нашла слово „могари“, оказалось, что оно означает и место скорби, и чувство скорби, которое ты испытываешь к ушедшему. В современном мире мы много времени проводим в заботах здесь и теперь. Только когда становимся свидетелями ухода любимого человека, когда видим этапы умирания, только тогда мы осознаем наличие души, обретаем связь с загробной жизнью»162.
Кавасэ часто указывает на прямую параллель в своем творчестве между фильмом «Лес скорби» и своей короткометражкой «Рождение и материнство», поскольку темы старения, надвигающейся смерти, утраты и горя особо остро звучат именно в этих ее работах. И в этом смысле документальная лента «Рождение и материнство», в которой режиссер, по сути дела, откровенно рассказала о себе – о своем происхождении, о своих корнях, – стала своеобразным прологом к вымышленной истории, рассказанной в «Лесе скорби».
В этом грустном, неспешном, красивом фильме практически нет действия как такового, а все построено на созерцании, внутренних переживаниях героев, воспоминаниях, религиозных верованиях и т. д. Фильм открывают красивые и тревожно-печальные кадры – сгибающиеся на ветру кроны деревьев, сопровождаемая заунывными молитвенными песнопениями и мерными ударами колокольчика похоронная процессия… Зеленые склоны гор, покрытые непроходимым лесом, аккуратно очерченные контуры рисовых полей, красный зонтик, белые одежды буддийских монахов… А затем мы переносимся в дом престарелых, где слышатся закадровые голоса стариков, рассуждающих о том, что будет после смерти и вспоминающих о своих умерших родственниках. При этом один за другим сменяются кадры лесных красот: ручей, бабочки… И, наконец, мы знакомимся с главными героями.
Он – Сигэки, обитатель этого приюта, 33 года назад потерявший любимую жену Мако и мучительно переживающий на протяжении всех этих лет невосполнимую горечь утраты, к которой с годами добавилось и старческое слабоумие. Она – его молодая сиделка по имени Матико, неперестающая оплакивать трагическую смерть своего маленького сына. Несмотря на установившийся между ними неплохой контакт, тихая и исполнительная девушка далеко не сразу находит подход к своему сложному пациенту. Однажды даже случилось и такое, что этот несносный старик грубо вытолкнул ее из комнаты, да так, что девушка долго ходила потом с забинтованной рукой. А все потому, что, зайдя к нему убрать мусор, она неожиданно прервала его воображаемое общение с умершей женой. И все-таки девушка сумела разглядеть в Сигэки не только болезнь, но и добрую душу.