Этот сюжет варьируется от фильма к фильму, но в каждом из них неизменно присутствуют две центральные и самые шокирующие сцены, оставшиеся еще от первого спектакля театра Кабуки. Это – камисуки – расчесывание волос: обезображенная Оива расчесывает свои волосы, и они выпадают. И тойтагаэси – вращение дверей: трупы, прибитые с двух сторон к двери, всплывают со дна реки и оживают. И не только это: многие кайданы буквально списаны с «Ёцуя кайдан» не только по сюжету, но и по образу главной героини, который стал неотъемлемой частью коллекции японского хоррора. Как правило, это – молодая женщина с обезображенным в результате насильственной смерти лицом, со спутанными черными волосами, в длинном белом погребальном одеянии и т. д. Из доброй красавицы она превращается в мстительного духа из-за того, что была несправедливо обижена при жизни.
Призраки любят появляться рядом с каким-нибудь водоемом, колодцем – в общем, с водой, поскольку японцы считают воду стихией, связанной с потусторонним миром. А еще появлению призрака часто сопутствуют летающие огоньки, символизирующие ту энергию, которая осталась в этом мире после неотомщенной смерти человека. При этом в японских кайданах привидения довольно редко ведут себя агрессивно. Обычно они терроризируют свою жертву простым фактом своего присутствия. Да и жертва, как правило, не жертва вовсе, а совершивший злодеяние человек, для которого призраки загубленных душ – постоянное напоминание о содеянном. Так что кайдан – это не только ужасы, но и социальная драма, в которой зло должно быть непременно наказано. Такое положение отчасти даже лишает кайдан мистики, так как происходящее можно объяснить безумием замученного муками совести персонажа, но в то же самое время дает возможность поднять параллельно много важных жизненных проблем.
Эта своеобразная многоплановость японского хоррора как раз и привлекала Накагава, так как позволяла ему снова вернуться к вечным темам человеческой морали и социального зла и одновременно с этим насытить экран столь любимыми им сюрреалистическими образами. Именно эти образы в финале картины, по определению исследователя Патрика Мейшеса, позволяют режиссеру «разорвать узы времени и пространства»42. Но это заслуга не только самого Накагава, но и приглашенного им для работы в картине замечательного художника Куросава Харуясу, которому лента «История призрака Ёцу» во многом обязана своей незабываемой образностью.
Этот творческий тандем успешно продолжил свое сотрудничество и на съемках следующей этапной картины в обширной фильмографии Накагава (им снято 98 картин) – «Ад», также полной незабываемых сюрреалистических сцен, но при этом совершенно далекой по своему содержанию от традиционного