Ключевой для этого параграфа вопрос заключается в следующем: возможно ли в принципе эффективное наказание без унижения, притом что эффективность в данном случае будет определяться успешностью общества в поддержании порядка через наказание, то есть собственно через устрашение, или же требовать от достойного общества не унижать преступников есть идея утопическая, способная подорвать самые основы общества?
Фуко сделал акцент на ритуальной природе наказания в досовременных обществах50. Жестокие пытки становились частью изощренного ритуала, во время которого преступника предавали смерти тысячей и одним противоестественным способом. Сила болевого воздействия тщательно рассчитывалась, тогда как общий принцип, согласно которому наказание должно быть соразмерно совершенному преступлению, зачастую искажался до крайне гипертрофированных форм наказания, которые можно было бы обобщить поговоркой «око за зуб». Наказание имело публичный, театрализованный характер и включало в себя такие элементы, как пыточное колесо, сожжение заживо, повешение и процессия, в ходе которой связанного преступника водили по улицам, – с общей целью навлечь на преступника все муки ада, прежде чем действительно предать его смерти. Чудовищная жестокость подобных форм наказания должна была еще и унизить жертву. Понятно, что человек, который подвергался физическим истязаниям подобного рода, навряд ли продолжал переживать относительно потери человеческого достоинства51. Но вся церемония была рассчитана прежде всего на зрителей, и ее унизительный для жертвы характер зачастую оказывал противоположное воздействие. Пытки заставляли публику самоидентифицироваться с жертвой, и зрители преисполнялись гнева против жестокого режима, унижающего человеческое достоинство. Унижение становилось той фокальной точкой, которая преломляла образ жертвы в глазах зрителей, как если бы пытки очищали жертву от совершенных ею грехов. Церемониальное наказание включает в себя не только пытки, но и символические жесты. Символы играют в наказании весьма важную роль, но не стоит принимать ее за роль главную, поскольку таковая отведена физической жестокости. Когда тело жертвы уродуют, скажем отсекая ей руку, то совершаемый жест, вне всякого сомнения, носит символический характер, но прежде всего это акт жестокости и физической муки. Когда царь Давид отрубил кисти рук и ступни Рехаву и Баане (II Самуила 4:12), а Адони-Везек отрезал большие пальцы на руках и ногах семидесяти царям за то, что те собирали крохи под его столом (Судей 1:7), они хотели унизить своих врагов до последней крайности. Но нам не следует упускать из виду, что физическая жестокость превалирует над унижением. Телесные пытки приносят более острую боль, чем пытки душевные. Основополагающим принципом достойного общества является необходимость искоренить унижение, но это подразумевает, что жестокость уже должна быть искоренена.