— Маргарет, это морок. Это даже не сон.
Он обнял девушку, и она почувствовала тяжесть его руки на плечах. Он был настоящий, от него пахло этой странной химией и немного пОтом; и Маргарет прижалась к нему, прячась от багровых отcветов горящего дома.
— Он дурит вам голову. Что бы вы не видели — это лишь иллюзия. Он сможет причинить вам вред, только если войдет.
Маргарет открыла глаза. Первое, что она увидела — книга на полу, рядом с кинжалом; из–за границы круга пробивалось беловатое свечение. Из дуги перед окном выросла прозрачная, мерцающая белым стена, похожая на многослойное стекло. Тонкие стеклянные завесы наплавали одна на другую и переливались мягким перламутровым блеском. За окнами же стояла кромешная плотная тьма и чуть слышно царапала их тысячами когтей.
— Маргарет…
Дрожа, девушка подняла глаза на джентльмена. Он был бледен, на лбу и шее блестела испарина, у губ и глаз проступили морщины.
— Почему он не пытается войти через дверь? — тихо спросила мисс Шеридан.
— Это защитные чары. Они как прозрачная кастрюля — полностью накрывают дом. Чтобы войти, ему нужно взломать заклинание.
— А если подождать до утра?
Джентльмен покачал головой.
— Вам нехорошо? — еще тише прошептала девушка. В висках снова зашумело.
— Это магия, Маргарет. Она не берется из ничего. Она питается человеческими силами, и чем больше костер, тем больше нужно дров, — он невесело улыбнулся. — Именно поэтому в долгом противостоянии с нечистью у человека нет шансов. Нечисть может ждать сколько угодно, а у человека раньше кончатся силы.
В голове Маргарет насмешливо зашуршал чей–то голос, сухой, как пепел; пока еще неразборчиво, но она уже различала смутные образы.
— Зачем же вы тогда пришли? — прошептала девушка, крепче вцепившись в джентльмена, как в ускользающую реальность. Он провел рукой по лбу, стирая пот, и взглянул на стеклянную завесу.
— Еще один раз, Маргарет. Одна попытка, и если не выйдет — я вас уведу.
— Из дома?
Он кивнул. Мисс Шеридан закрыла глаза. Шорох в голове звучал все настойчивее.
— Думайте, как вы их любите, — голос джентльмена доносился издалека, но она пока еще ощущала его руки у себя на плечах и на талии и живое человеческое тепло его тела. Сквозь серый шум Маргарет с усилием вытащила воспоминание — мама, в ореоле огненно–рыжей гривы, на фоне белой стены, держит кисть, всю в белой краске и громко хохочет, а отец терпеливо оттирает руки Эдди, которые тот минуту назад по локоть запустил в ведро. Брат верещит и вырывается, и белые пятна и следы ладоней покрывают рубашку, волосы и даже лицо отца. Наверху стучат молотками рабочие, укладывая крышу; сквозь единственную уцелевшую яблоню кружевом стелется солнечный свет.