Меж тем с дедом начались разительные перемены. Внешне он не изменился, но его хватка на моей шее ослабла. Я сделал пару шагов назад. Дед с вытянутыми вперёд руками остался стоять на месте, потом потемнел и превратился в чёрное облако, точно копирующее малейшие детали человека. Я подул, потом помахал рукой, и дед расползся по комнате вонючими клубами, словно где-то рядом сожгли покрышку. Вонь стояла невыносимая. Я попятился назад, но наткнулся на что-то поясницей. «Пора просыпаться!» – решил я, поворачиваясь. Но сон продолжался. Я ущипнул себя за руку. Без изменений. Меж тем в комнате начали происходить странные метаморфозы. То, на что я наткнулся, из бесформенного облака дыма преобразовалось в хирургический стол. Над ним выросла бестеневая лампа, а стены комнаты побелели и покрылись штукатуркой, сквозь которую то там, то сям торчала деревянная дранка. «Надо заштукатурить!» – мельком подумал я, но тут из чёрного дыма оформились белые люди, и я понял, что это врач-хирург и его команда из трёх бесполых человек. Эти трое до глаз были замотаны в белые одежды, напоминающие саван. Хирург же оказался с открытым лицом, которое до боли напоминало лицо убиенного мною деда, но гораздо моложе.
– Везите больного! – скомандовал он, и из остатков чёрного дыма на столе материализовался больной.
Он был одет в форму офицера советской армии. Китель на его груди пропитался кровью. Подойдя ближе, я понял, что офицер ранен скорее всего пулей: отверстие в гимнастёрке было круглым и до смешного маленьким. Люди в белом сняли с него китель и пропитанную кровью белую нательную рубаху. На шее у раненого на суровой нитке висел небольшой серебряный крестик. Хирург подошёл к столу и скальпелем перерезал нитку. Потом положил крестик рядом с пациентом и спросил у одного из помощников:
– Кто это? Что с ним?
– Русский офицер. НКВД. Василий Брындин. Ранен около Виштитиса, – негромко и чётко доложил помощник, и совсем шёпотом добавил, – они там наших в перелеске обложили. Видимо, никого не выпустят. Говорят, есть приказ – пленных не брать. Наши лесные хотели уйти в Польшу. Теперь уже никуда не уйдут.
– Понятно! Свиньи! – коротко бросил хирург. – Давайте наркоз!
Раненый находился без сознания и всё это время лежал без движения. Я обратил внимание, что кровь из ранки на груди сочиться почти перестала.
После того, как бесполый наложил на лицо раненого марлю, смочив её чем-то из флакона, хирург разрезал скальпелем место ранения и тут же достал маленькую пульку. Насколько я разбирался в патронах – это была пуля от «Парабеллума». И, судя по тому, что вошла в тело не очень глубоко – стреляли с большого расстояния.