– Так вот как ты помер, дядя Вася! – удивился я. – Мне про тебя мать рассказывала. Она тебя плохо помнила. Ведь когда она родилась, ты уже в армию ушёл. Я знал только, что её старший брат погиб после войны в Прибалтике. А подробностей она не знала. Я бы отомстил за тебя, но меня ещё не существует. Я появлюсь на свет только через пятнадцать лет. Пока выросту, пока мозгами обзаведусь – тут всё быльём порастёт. Ведь твоя сестра даже не знает, где ты похоронен. И, честно говоря, знать не особо хочет.
– Ну да ничего! – дядя Вася улыбнулся. – Он на моём крестике погорит! Все же знали про него! Даже полковник Ананьев меня вызывал на собеседование. Настоятельно рекомендовал снять, чтоб не вводить подчинённых в заблуждение. А то – капитан НКВД, кандидат в члены партии, а на шее – крестик! Я ему пообещал прилюдно снять, как в партию примут. Мол, раньше тёмный был, а с этой минуты у меня другой бог: товарищ Сталин и его коммунистическая партия! А полковник только рукой махнул: ты, говорит, Брындин, как включишь дурачка – так и хочется тебе поверить! Иди, служи! И бог тебе в помощь! С крестиками потом будем разбираться, а пока поважнее дела есть. Так что крестик обязательно станут искать. И обязательно найдут! У нас в органах дураков нет. Найдут! И все эти четверо получат то, что заслужили, я уверен. А ты как вырастишь – проверь на всякий случай. И если что – дай знать нашим!
– Хорошо, дядя Вася! Я постараюсь. Рад был познакомиться!
Я проснулся, выпил минералки, выслушал от Б-3 очередную лекцию по поводу моей культуры пития, и понял, что за дядю Васю я отомстил.
* * *
Когда я хожу в органный зал или театр, то всегда вспоминаю О-3. Правда, я там не был с тех пор, как с ней расстался, но даже проходя мимо него, а порой даже слушая органную музыку, я вспоминаю этого апологета культуры. Познакомились мы с ней очень для меня оригинально: не по интернету.
Как-то вечером я окончательно разругался с Б-9, когда в очередной раз пришёл вечером с работы и застал её со своей дочерью сытыми и довольными. В кухне соблазнительно пахло котлетами, однако источника запаха я так и не нашёл. Оторвавшись от экрана, жена лениво предложила сделать мне бутерброд. Говно внутри меня вспенилось и закипело. В выражениях, Чехову совершенно не свойственных, я поинтересовался судьбой котлет, которые я купил три дня назад на свои предпоследние рубли и даже не попробовал, собрал кое-какие вещи, за остальными пообещал заскочить на выходных, заказал по телефону такси и вывалился из подъезда. Четыре равнодушно-безрадостных глаза за спиной. Дубль второй семейной жизни оказался сродни дублю первому с той лишь разницей, что на осознание невозможности совместного существования с женщиной на этот раз у меня ушло не двенадцать лет, а два года. Пока ждал тачку, взял в ларьке чебурек и бутылку крепкого пива и за одну минуту поужинал.