Однажды ночью у меня зазвонил телефон. Я спросонок поднял трубку, и бодрый женский голос заорал: «Если вы женщина – срочно нажмите один! Акция! Только до двадцать пятого числа…» Я нажал «Отбой» и выругался, но этого оказалось достаточно, чтобы О-3 тут же собралась и уехала, заявив, что это был условный сигнал моей тайной пассии. Правда, на другую ночь вернулась с шампанским и извинениями. Конечно, мои отношения с дамами порой приобретали сумбурный характер. Как говорится – то густо, то пусто. Иногда я по несколько месяцев жил отшельником и вечерами только и делал, что качался под фильмы Тарковского и хиты группы «Accept». А иногда происходили досадные наслоения, и я даже не успевал принять душ, пользуя вдовицу с неблагополучным лицом после разведёнки с неблагополучной кармой. Но и О-3 от меня уезжала не в женский монастырь! Однако она вела себя со мной так, словно имела на меня все права, а мне оставались лишь обязанности. У меня всё больше складывалось мнение, что передо мной – человек в маске, который уже и рад бы эту маску снять, да приросло всё к коже за года – не отдерёшь. Этакий английский лорд без эмоций на лице. Статуя внутренней несвободы. Бесконечная роль длиною в жизнь.
Последнее, что мы смотрели вместе – это какой-то спектакль в драматическом театре. Из всего, что происходило на сцене, мне больше всего понравилось кресло. Вернее – царский трон. Спектакль шёл тридцатого декабря. Артисты играть категорически не хотели. Так и хотелось встать и крикнуть: «Не верю!» Какое-то предновогоднее действо с королём – олигофреном, немолодым принцем и краснощёкой тёткой, теряющей на бегу солдатские ботинки пятидесятого размера. Зачем О-3 взяла билеты на этот современный взгляд на классику в стиле молодёжной американской комедии – я не знаю. Обычно мы ходили на вещи куда более серьёзные. На сцене пытались петь, но задыхались, танцевать, но мешали животы, и лицедействовать краснолицые заслуженные артисты. Их не очень талантливые дети и внуки изображали снежинки и цветы, но после первого антракта в зале осталась едва ли половина зрителей. Мой сосед по креслу громко зевал, а его толстая супруга то и дело доставала мобильник и писала эсэмэски. Такой халтуры я не видел никогда в жизни. В перерыве я внимательно посмотрел на свою даму. Та выглядела как всегда классически: тёмное платье с длинными рукавами и открытой спиной, обтягивающее идеальную фигуру, немного серебра вперемежку с чёрным гранатом, очередная сумочка размером с портсигар, короткие русые волосы вертикальным хвостиком. На её лице не читалось ничего кроме величия момента. Что и говорить – для истории пропадали замечательные портреты, ибо фотоаппарат в театры я не брал. Под такой портрет просилось бы какое-нибудь неординарное название типа «Театральная муза в фойе», или «Младшая сестра Снежной Королевы», или «Герда, поцеловавшая Кая не в то место». Я откровенно заявил, что короля сыграю лучше, если опрокину предварительно хотя бы стопарик, и предложил последовать за умными людьми в гардероб с целью поехать заняться чем-нибудь поинтереснее. В крайнем случае – антрахнуться в буфете, то есть пропустить по соточке коньяка, чтобы картина заблистала новыми красками. Но моя подруга с возмущением заявила, что спектакль ей безумно нравится, что никуда она не пойдёт и пить в храме искусства сама не будет и мне не позволит.