И вот подходит время защиты диплома, а у меня в зачётке не хватает одной подписи. Декан Шестаков вызвал меня в кабинет, при мне созвонился с кафедрой физкультуры, надавил авторитетом на несгибаемую Хухрову, и просто, по-человечески, как он это прекрасно умел, объяснил, что студента со средним баллом 4,75 как-то негоже оставлять без диплома из-за несдачи пусть очень важного, крайне нужного, но всё-таки зачёта. Потом положил трубку и сказал:
– Всё, идите с Мазуровым к ней, она вам всё подпишет. Я сам плавать не люблю! Моюсь исключительно под душем. Надо будет покумекать над тем, чтобы у студентов был выбор в этом вопросе. В конце концов, это не петрография, а Хухрова – не Махлаев!
Хухрову мы нашли за её любимым занятием: пыткой студентов на рукоходе на стадионе около нашей общаги. Подавив дрожь в коленях, я вымучил улыбку и, протянув зачётку, промямлил:
– Лариса Викторовна! Подпишите, пожалуйста!
Меня просверлили два ненавидящих глаза дочери чингизидки и маркиза Де Сада. Она достала ручку, расписалась там, где должна была расписаться ещё два года назад, и сквозь зубы проговорила:
– Чтоб вы, суки, оба утонули!
Минул год. Я окончил институт, устроился работать геологом, а в апреле ко мне в гости забежал одноклассник Олег Забавин с предложением сплавиться по великой русской реке Каче. На лодках оба мы до этого плавали неоднократно, при слове «Кача» ничего кроме худенького ручейка с коровой на берегу и покрышками на дне в голову не приходило, поэтому решение было принято быстро. У меня имелась надувная лодка-пятисотка, которую мы тут же надули, проверили, подклеили, сдули, и рано утром девятого мая залезли в электричку. Как говорится, ничего не предвещало. До тех пор, пока я не вышел из вагона на станции Лесная и не увидел, как выглядит Кача в верхнем течении во время таяния снега. Не знаю, как выглядит Брахмапутра, но от вида настоящей горной речки нам сразу стало не до смеха, а через десять минут после старта мы окончательно прокляли своё скоропалительное решение. Мутная вода отовсюду пёрла с гор, русло с каждым километром становилось всё шире, спуск – всё быстрее. Рюкзаки мы привязали к деревянному сиденью посередине, а сами сидели на высоких бортах. Я – на правом сзади, напарник – на левом спереди. От скорости свистело в ушах, брызги перелетали через лодку. Вскоре мы изрядно вымокли и натёрли мозоли на руках. Вода заливала пойму, из воды то там то сям торчали ещё вчера сухопутные камни, коряги, и нам приходилось постоянно быть начеку и интенсивно работать вёслами.