Юра хотел было снова возмутиться или хотя бы возразить, но вдруг надолго задумался. Мы сидели молча, боясь нарушить стройный ход мыслей командира. Ведь бой ему предстоял не шуточный. Каждая деталь могла оказаться решающей.
– А что! Вариант! – наконец отрезюмировал командир. – Я пью редко, но метко!
– Да уж… – негромко заметили меж собой А и Б.
Но Юра не обратил на них внимания и продолжил, говоря больше самому себе, морща лоб и жестикулируя рукой с наполовину изгрызенной кедровой шишкой:
– Наливаюсь по самые брови. Вваливаюсь домой ночью. Лучше под утро. Чтоб все спросонок, как в сорок первом. Спрашиваю – почему долго не открывали? Кого прячем? Мужа не ждали? А шестое чувство у вас на кой? Завожусь. Тут кот под ноги попадается. Васька всяко придёт помурлычить. Пинаю, но несильно. Жалко, а что делать. Мяса потом ему куплю с зарплаты. Я пьяный не то, что семью – весь подъезд по росту построю! Ну а дальше – куда ветер подует. Только вы мне сразу этого своего товарища найдите! На другой же день! Потому что если я жену чем заражу – только вниз башкой с балкона останется. Всю жизнь пьяным не проходишь! Бедная Зиночка! Только бы выдержала! Цветами потом завалю!
– А вот про то что всю жизнь пьяным не проходишь – вопрос спорный! – встрепенулся было В, но эту тему народ не поддержал и расползся в последний раз по спальникам.
Прощальный костёр залили остатками чая. Назавтра был назначен выезд.
Пока позавтракали, пока малость просушили и свернули палатки, сняли антенну «Карата», пока уложили печки да посуду – перевалило за полдень. Заехали в знакомую деревню и купили там семь бутылок водки, две булки хлеба и полкило мятых карамелек «Виктория». Семь бутылок купили просто потому, что давали тогда по одному флакону на человека. Хошь – не хошь, а раз так – надо брать. Водитель свою бутылку пожертвовал нам в будку, поэтому всё шло по плану. Ехали не спеша. Вечером остановились на длинный перекус с дремотой. Водка пилась из двух гранёных стаканов и одного плафона правого повторителя, открученного от кабины и вымытого в ручье. Пилась не быстро, но и не медленно, как раз с тем расчетом, что до утра хватит. Одна бутылка километров на сто. На цель решено было выйти часам к трём ночи. За окончание сезона Юра пил вместе со всеми, вслушивался в свои ощущения, оставался ими вполне доволен, потом отходил на обочину и грозно кричал в кусты: «Зинка, в Хибины апатита порфирит твою гранита мать! Как мужа встречаешь!» Но после каждой такой репетиции, прежде чем снова залезть в кабину, вежливо напоминал запрыгивающим в будку, что ему жизненно важно, чтоб мы оставили ему грамм двести стременных. Мы показывали ему заначенные в спальник полбутылки, клялись, что умрём, но не выпьем, и он успокаивался до следующей остановки.