Шёл я как-то раз… (Карпов) - страница 49

С красными рожами, пальто нараспашку, ибо было всего минус пятнадцать, они прошествовали домой. Толстый похлопотал по хозяйству: натаскал дров, угля, сменил парашу. Стемнело. Стали накрывать на стол.

– У нас гости будут, – сообщила Лариска, – соседи.

Толстый скривил губы и с грустным видом стал жевать холодец.

– Всем людям надо постоянно дышать, а тебе – постоянно есть! – проворчала жена.

– Молчать, женщина! – он шлёпнул её по заднице. – До следующего года теперь колыхаться будет!

Лариска ускользнула на кухню, беззлобно ворча, а Толстый пояснил:

– Соседи, они люди, конечно, ничего, но… как тебе сказать… Она старше его на десять лет.

– Это не те ли брат с сестрой? – испугался Средний.

– Нет, это ещё одна достопримечательность местная. Я же тебе говорил: с тоски чего тут не бывает. Он – парень неплохой, но маленько странный и пить почти не может, дуреет быстро. Ну, это полбеды. Начнёт возникать – мы его в снег макнём и положим спать. Он лёгкий и драться не умеет. А при ней ты, главное, анекдоты политические не рассказывай. Она партийная и, точно не знаю, но слушок есть что она… – Толстый постучал по стене костяшками пальцев, – понял?

– Да, земеля, я бы тут с непривычки точно на запад вперёд ногами уехал. Ладно, обойдёмся без анекдотов.

Толстый достал шампанское:

– Видал! Вахтовку гоняли за триста километров! Купили на рудник тридцать ящиков, хоть стрельнуть в полночь, да потом пусть моя кобра всю ночь сосёт. Ей ничего другого-то нельзя. Раз бражку сдуру с соседкой выпила, так дочку сутки успокоить не могли. Пришлось всё молоко сцеживать.

К одиннадцати подошли соседи: бородатый сутулый парень, их одногодок, и худая блёклая женщина потёртой внешности с морщинистой кожей и старательно запудренным синяком под левым глазом. Поздоровались, познакомились, сели за стол. Хозяин включил магнитофон, похваставшись:

– Горячую американскую двадцатку записал!

Средний подумал, что двадцатка явно остыла, поскольку под эту же кассету он справлял прошлый Новый Год, но говорить ничего не стал. Выпили за старый год. Разговор не клеился. Включили телевизор. Показывала тут только одна программа, но довольно чётко. Пел Кобзон. Выпили за встречу. Лариска страдала от трезвости, пообещав на следующий год всё наверстать. Кобзона сменила Шульженко. Стало совсем тоскливо. Но вот последний час года иссяк, зазвенели куранты, хлопнуло шампанское, забренчали бокалы, все наперебой поздравляли и желали. На улице загремели выстрелы. Толстый крикнул: «За мной!», выхватил из шкафа двустволку, пару ракет и ринулся на улицу. Остальные за ним. К гремевшему повсюду салюту добавили пару выстрелов из двенадцатого калибра, к светящимся на полнеба фейерверкам – пару красных ракет. Покурили, полюбовались искрившимся снегом. Мимо дома прошла вахтовка на шахту.