Валя только сказал «Ясно!», ибо на лыжах он ходил хорошо, сорок километров его не пугали, а что такое «торить лыжню», да ещё в Саянах, да ещё в январе – он не знал.
Пообедали бабушкиным борщом, оделись, взяли две пары широченных Васиных лыж и, взгромоздив рюкзаки на спины, подались.
– Когда ждать-то? – спросила бабуля, дымя папиросой в форточку.
– Как выпьем.
– Значит, завтра вернётесь.
На электричке доехали зайцами до вокзала. В вагоне к ним пристала приторможенная дама с безапелляционной просьбой выслушать, как она читает сто шестьдесят четвёртый псалом.
– Нет уж, это я от тебя уже слышал! – отбрил даму Василий. – Ты мне Онегина почитай! Из вот этого: бывало, он ещё в постели, спросонок чешет два яйца, а под окном уж баба в теле ждёт с нетерпеньем у крыльца.
На вокзале взяли билеты и залезли в уже стоящий поезд. Вскоре появились соседи по купе: два мужичка лет по пятьдесят. Не успел поезд тронуться, как мужики достали портвейн.
– Жахнем, молодёжь?
– Можно и жахнуть, – быстро откликнулся опытный Василий, – правда, нам выходить в три ночи и идти потом до обеда, как не больше.
– Дело хозяйское, мы не настаиваем, – не обиделись мужики.
– Нет, это я просто к тому говорю, что до трёх всё равно делать нечего, так почему бы и не выпить в хорошей компании. Валь, ты как? Захлебнёшься?
– Немного. Я вообще-то непьющий.
Выпив треть стакана, он залез на верхнюю полку и предался созерцанию предночного сибирского ландшафта. Остальная троица выпила до одиннадцати два литра «Агдама» и хорошо закусила. Вася, отрабатывая выпивку, травил лесные байки, благо поболтать он был даже не любитель, а профессионал.
ВАСИНА БАЙКА
Жил-был злой мужик в Мотыгино. А, мобыть, и в Курагино. Злые-то, они везде есть. По злости своей на охоту ходил, детей не имел и жену тиранил хуже положенного. Зверя и птицу изводил круглый год во множестве и с удовольствием, а с соседями враждовал непрестанно и всё по пустякам. Поставил он как-то по осени петлю на марала, да неувязка вышла: попал в петлю медведь. А события таким чередом разворачивались: ехал сей фрукт из своего села в другое по делам на санях по первопутку. Коня, как водится, хлестал нещадно, и вдруг закралось у него подозрение: не проверить ли снасть? Ружья с собой как на грех не было. Взял он из саней дрын и пошёл. Глядь: сидит в петле у кедры кто-то в шубе, снег повзрыл и стонет. Присмотрелся – Топтыгин! Оторопь нашего героя взяла сперва, поскольку Михайло – не марал, может и сдачи дать. На такой трофей его оружие не рассчитано, но не вертаться же взад за ружьём восемь вёрст. Мужик был от природы крепок, и порешил он дрыном из медведя дух вышибить. Поплевал в кулаки и стал зверюгу бить. По голове – по хребту. По голове – по хребту. Тот в петле мечется, макушку лапами закрывает, на дрын клыки ужасные нацеливает, шум и запахи издаёт непристойные, а поделать ничего не может: тросик короток и за лесину хорошо завязан. Бил-бил мужик жертву, и какой ни был тренированный, а устал. Сел, шапку снял, волосами на морозе парит, папиросу курит. Медведь передыхом тоже пользуется: сидит, уши трёт, охает, понять силится: за что наказание такое? Посидели, покурили, поохали. Мужик лютости подкопил и с новой силой принялся дрыном махать: по башке – по хребту, по башке – по хребту. Прыгал медведь на окоротке, прыгал и допрыгался: тросик возьми и перетрись. Но зверь то ли очумел от такого нелестного обращения, то ли от природы был незлоблив, да только как снялся он с места – аж комья из-под ног полетели, и в три прыжка скрылся в чаще. Но, пробегая мимо мучителя своего, один раз – разик только! – махнул лапищей. Мужик как на Олимпиаде двойное сальто с переворотом в воздухе учудил и ткнулся мордой в снег. Полежал, ожидая кровавой расправы, из снега репу выпростал – никого. Кое-как встал, ощупью треух поднял и побрёл к саням. Хотел коня нахлестнуть, да силы иссякли. Но тот тоже зло забыл и, видя такое дело, довёз хозяина аккурат до больницы без понуканий. Ушибленный на крылечко влез, а дальше что было – не помнит. Очнулся лишь на другой день. Докторша, что он недавно отматерил ни за понюшку, его детально проинформировала: левый глаз повреждён, челюсть сломана, зубов убавилось на три, ключица левая ровно напополам. Но дело знакомое, мол, починим, коль раньше не помрёт.