— Конечно, — София радостно улыбнулась и опустила напряжённые плечи.
В карете графиня вела себя обворожительно. «И почему я верил этим гнусным слухам о графине, что она прожжённая интриганка? Разве такая милая женщина может быть такой? А какая у неё высокая грудь», — мысли графа уплывали куда-то далеко, в голове шумело. — «Всего ничего вроде бы выпил, а ощущение что перебрал конкретно».
Был уже поздний вечер, и граф собирался поехать домой. И так сильно задержался после работы из-за ужина в ресторации, но София убедила его попить у него чаю дома. Оливер совершенно потерял счёт времени, а запах Софии действовал на него одурманивающе. Он хранил верность своей умершей жене уже как три года, и за всё это время ни разу не воспользовался даже услугами девушек из таверны. А тут такая утончённая, образованная, красивая и остроумная графиня. Она отпустила слуг и сама поставила поднос с фарфоровыми чашками на низенький столик. При этом она нагнулась, и низкий лиф её корсета сполз ещё ниже, обнажая золотистые персики. И словно невзначай, София задержалась в этом положении, ухаживая за графом:
— А сколько ложек сахара Вам положить?
— Тр-тр-три, — выдохнул граф, уже не в силах отвести взгляд. А в голове возникла вдруг совершенно другая грудь с небольшими розовыми сосками, которую он видел сегодня утром.
— А как поживает ваш питомец? Вы, кажется, говорили, что это лиса?
— Я так говорил? — Оливер нахмурился. Он не помнил, что говорил такое. Видимо совсем много выпил, раз не помнит.
— Ну конечно, Вы говорили, что это лиса, — поддержала София, придвигаясь к графу достаточно близко на диване, — Вы её в клетке не держите? Она агрессивна, наверно? Вы её с какой целью приобрели?
Граф Оливер задумался. Он вспомнил, как впервые увидел это несчастное животное в огромной грязной клетке, и ему стало её жалко. Потом в памяти всплыли картины, как она играла с его сыном, как слушала его рассказ об Элизе. После она утыкалась в его шею своим мокрым теплым носом и слегка щекотала усами. А неделю назад они ездили на пруд. Когда он открыл дверцу кареты, и она умчалась в поле, он не знал, что и думать. Как здорово все эти дни было ложиться вечером в постель и обнимать пушистую и тёплую лисицу, а поутру смотреть, как она забавно зевает и потягивается в постели. Он вспомнил, как пытался намазать ей раны, а она брыкалась, словно дикая кошка и не давалась намазаться. Но когда он отпустил её и сказал, что не будет больше пытаться помочь, она со стыдом и сожалением смотрела ему в глаза.
— Зачем Вам это агрессивное животное? — услышал Оливер настойчивый голос Софии. Он вдруг понял что задумался, уйдя в воспоминания. А ещё кинул взгляд за окно и ужаснулся, как сильно уже стемнело.