Скверна, она еще и потому скверна, что не живет отдельно, сама по себе, а проникает во все, что рядом с нею. Ведь не были Мойгаты дурным селом, жили там люди как люди, и те, что остались после разора, из тех же самых, но как-то незаметно с появлением пришлых главным мерилом платы и отношений даже между ними стала бутылка. Огород вспахать — три бутылки, забор починить — две бутылки, будущее дело обговорить — всего ничего, бутылка делов. Тимоха Карасев и Костя Понягин, по-житейски битые, тертые, были почти уверены, что транспорт достанут.
Иван Логинов чувствовал себя в бригаде на вторых ролях, но не обижался и не тяготился этим, понимая, что он уже давно никакой не таежник и если когда-то в молодости что-то немного знал-умел, то с годами городской оседлой жизни почти все растерял, и главное — выносливость. И потому больше всего боялся стать для других обузой. И для себя решил жестко: если не удастся найти лошадей или трактор для заброски груза, то, как бы ни тосковала душа о тайге, дальше Мойгат никуда не ходить, вернуться в город. Себя-то, налегке, да по проторенной хотя бы лошадьми тропе затащить на хребет без излишних остановок и то дай бог. А торить самим тропу да нести груз и думать нечего.
— Не бойся, Иван, не бойся, — успокаивал его Глеб, хотя, конечно, понимал, что Логинов плохой ходок, задохнется на первых километрах, доведись тащить груз на себе.
Этими словами Глеб, скорее всего, больше себя успокаивал: он пригласил Ивана в тайгу и теперь, быть может, чуть сожалел о сделанном. Тем более вон какая бригада у него лихая подобралась. И потому больше, чем дома, начал опасаться за транспорт, и, когда Костя с Тимохой двинули в деревню на поиски трактора, как они сказали, «по старым адресам», суеверно напутствовал:
— Ни пуха, ни пера.
— Иди к черту, — с готовностью ответил Тимоха и рассмеялся, довольный собою.
Старые адреса не подвели. Не прошло и полчаса, как Костя с Тимохой вернулись в сопровождении двух мужиков. Один из них, как Иван понял из разговора, был трактористом, а другой его непосредственным начальником или, по крайней мере, человеком, от которого зависело дать трактор или не дать. О плате было уже все обговорено.
Застолье устроили на кухне в доме Ильи. Хозяйки не было. Ушла по своим делам. На кухне всем заправлял Тимоха. Он оказался поваром-любителем, мало того, умелым поваром, и вскоре на плите в большой сковороде шкварчало мясо, кипел чайник, а на столе исходили слезой два тонко нарезанных тепличных огурца, для апреля, прямо скажем, закуска царская. Механизаторы, чувствуя к себе столь уважительное отношение, сидели вольно, говорили смело, незаметно для себя набивая цену, рассказывая, какие страшенные снега намело нынче и что в сторону хребта еще никто не бил дорогу, они будут первыми.