Это как избавиться от части себя
Росендальсвэген
Стокгольм покоится на горной породе, которой шестьсот миллионов лет и которая исполосована трещинными долинами. Они словно морщины на лице, постаревшем от жизни столь безжалостной, что она сокрушила даже гранит.
Между островами Сёдермальм и Юргорден образовался заполненный слезами грабен; кручи Сёдера дышат полной грудью, а берег Юргодена задыхается, едва поднимаясь над водой.
Время шло к полуночи. Кевин сидел у окна спальни в Верином доме, построенном на сломе столетий, и смотрел на расстилающийся под ним Юргордсбруннсвикен.
Вода посерела под лунным светом.
Человек как таковой состоит только из памяти, подумал Кевин и отпустил йойо.
Если с человека содрать кожу, срезать с костей плоть и посмотреть на него, очищенного от веры, надежд и иллюзий, то не останется ничего, кроме памяти.
И никакой правды.
Доискиваться правды — это зачастую все равно что искать подтверждения своим предрассудкам. Можно легко ошибиться. К действительности надо относиться враждебно-критически.
Еще неделю назад его воспоминания были совершенно иными.
Все изменилось на Нюнесвэген, после звонка Себастьяна — тот рассказал о видео, обнаруженных на компьютере.
У Кевина хватило сил только на один ролик. Всего-то минута семнадцать секунд.
Папин голос, безликая комната и голая веснушчатая девочка лет одиннадцати-двенадцати.
Его первым желанием было поехать на Стуран и спалить дом. Потом поехать в Танто и сжечь садовый домик тоже.
Стереть остатки отца, которого не существовало.
Уничтожить свое прошлое и начать все сначала.
Вырвать с корнем воспоминания.
Но Кевин никуда не поехал и ничего не сжег.
Он поехал с Верой, в ее дом на Юргорден.
И вот, неделю спустя, Кевн все еще живет у нее.
Пережевывает отца.
Папа, папа.
Ни о чем другом он практически не говорил.
Как когда трогаешь языком сломанный зуб.
В детстве Кевин иногда представлял себе, как будет, если папа умрет. Каждый раз ему казалось, что это как потерять часть самого себя. Теперь он думал иначе.
Это как избавиться от части себя.
С какой же легкостью начинаешь ненавидеть, если тебя обманули с любовью.
Перед глазами у него стояла мать, в ушах звучали ее обвинения. Ей было всего тринадцать… Мокрощелка паршивая. Значит, не Веру она видела в сером тумане деменции.
Кевин так и не съездил к матери еще раз. Не позвонил брату, вообще не разговаривал ни с кем, кроме Веры. И договор на продажу дома он тоже не подписал, на телефоне было с двадцать пропущенных вызовов от маклера. И примерно столько же — от брата. Когда звонил Лассе, Кевин не брал трубку. И когда с ним желала поговорить эксперт Эмилия Свенссон, он тоже не отвечал.