Мозг Нагдемана продолжал перебирать варианты… Впервые Эрик отказывается воспринять те слова, которыми сегодня огораживает себя от него и от Нагдеманов их друг. Какая система? Что за оружие! И почему он называет папу ограниченным? Или он специально принижает Яшу, чтобы успокоить этого человека? Хитрость? Он что, не видит, что это злой розыгрыш, постановка? И Эрик Нагдеман совершил ошибку, которая простительна для человека, который никогда не вел переговоров с вооруженными людьми.
— Послушайте, молодой человек! Давайте вернемся на землю. Я понял. Вы считаете нашу семью незаслуженно успешной? Успех на неудаче Вашего деда. Вы решили меня поставить на место и придумали гениальный репортерский спектакль? Зря. Я сам решил уйти в тень. В неизвестность. В новый космос. Я начинаю заново…
Эрика подвёл нелюбимый им немецкий язык. Зачем вплелось это слово — неудача! Misslingen[17]. Неудачный прыжок с парашютом заканчивается смертью. Всего лишь.
Константин недобро усмехнулся.
— Намёк на зависть? Neid[18]? Мимо. Молоко. У меня нет причин испытывать ущербность перед нынешними Нагдеманами, прошлыми и настоящими. И на систему я не в обиде. В расстреле деда нет ошибки. Все верно, господин Бом. Время не ошибается. Да, мой отец, Кирилл Петрович, не стал субъектом истории — и это его отличает от Яши Нагдемана — не стал ни всемирным верующим, ни всемирным музыкантом, ни большим учёным, ни государственным деятелем, ни служителем антифашистского движения… Пол жизни он провёл в подполье, опасаясь шорохов за дверью. Потому что его отец был расстрелян весной 1945 года по приговору военного трибунала за измену Родине и пособничество нацистским преступникам. А Кирилл Петрович был способный человек, хороший, терпеливый и заботливый родитель — и за отца, и за мать — и находил способы употребить на пользу нам с сестрой марки Вашего отца. И все бы хорошо и складно, только он не смог или не захотел объяснить мне, что моего деда расстреляли несправедливо. А ведь дед, молодой герой и орденоносец, стал бы генералом, дожил бы до 1991-го года, командуя каким-нибудь краснознаменным спецназом или дивизией, и не отдал бы СССР на погребение! И тогда его внуку не привелось бы лить кровь бывших сограждан в Приднестровье, и слышать рассказы о таких зверствах румын, которые убедили бы Вас, что человечество не стало гуманней ни благодаря молитве Яши Нагдемана, ни из-за волшебных звуков служителей муз. И тогда мой вопрос: если Яша Нагдеман был столь велик в вере, столь чуток, чуток к богу, то распознал бы, чем обернётся его молитва!