А в кладовке с благовониями заскулил Уллр: от визга Эй-Эя у него заболели его чувствительные ушки.
– И не надо меня передразнивать, – резко сказала Этельдредда.
– Я вас не передразниваю, матушка.
– Что ты скулишь, как ребенок?
– Я не скулю, матушка, – упрямо возразил Марцеллий.
– Скулишь, и я этого не допущу! – Голос Этельдредды взял новую ноту, и Эй-Эй снова завелся. На этот раз зверь не остановился.
Марцеллий заткнул уши пальцами и прокричал:
– Сжалься, матушка, уйми это животное, а то у меня уши лопнут!
Этельдредда и не собиралась унимать Эй-Эя. Марцеллию это не нравится, а значит, нравится ей. Эй-Эй вопил снова и снова, точно кот, попавший в мышеловку. Если этот визг был невыносим для Марцеллия, то Уллр вообще чуть не спятил. Он издал мучительный вой и вырвался из рук Снорри. В следующую секунду завопила Этельдредда – на этот раз от ужаса, когда из кладовки с благовониями, вооружившись когтями и зубами, вырвалась настоящая пантера.
К несчастью для Уллра, вместо того чтобы убежать от звука, он попал в самое средоточие его, потому что при виде пантеры Эй-Эй вскарабкался на юбку Этельдредды и завизжал пуще прежнего, так что у пантеры едва не лопнули барабанные перепонки. Гигантской кошке казалось, что кто-то сверлит ее уши. Отчаявшись избавиться от звука, Уллр пересек комнату и скрылся в лабиринте.
– Уллр! – закричала Снорри и вырвалась из кладовки вслед за любимым котом.
Ни одуревший Марцеллий, ни перепуганная Этельдредда не смогли ей помешать. Снорри исчезла в лабиринте следом за Уллром.
Септимус почувствовал, как у Нико напряглись мускулы, и он понял, что его брат хочет догнать Снорри. Он успел схватить Нико.
Дверь медленно распахнулась, и все трое оказались лицом к лицу с Марцеллием и Этельдреддой. В кладовке с благовониями повисла мертвая тишина.
– Поистине странные существа водятся у тебя в кладовке, Марцеллий, – сказала Этельдредда, немного охрипнув после долгих воплей. – Но сдается мне, что принцесса Эсмеральда слишком часто стала играть в прятки. Веди сюда девчонку, Марцеллий. Больше она не будет тебе надоедать.
– Она мне не надоедает, матушка. И если ты хоть сколько-то знала свою дочь, как следует матери, то поняла бы, что это дитя не Эсмеральда. – Марцеллий свирепо посмотрел на мать.
– Вот дурак, – изрекла Этельдредда. – Кто же это, если не Эсмеральда?
– Пусть она тебе и ответит, матушка. – Марцеллий криво улыбнулся Септимусу. – Уверен, тебе довольно заплатили за услуги во Дворце?
Септимус пристыженно покачал головой.
Марцеллий выпроводил ребят наружу со словами: