Эликсир жизни (Сэйдж) - страница 54

Дженна уставилась на множество беспорядочных символов, написанных мелкой спиралью, которая закручивалась до опаленного уголка. Сложно было их разобрать. Она не могла понять, откуда начать.

– Я могу перевести, если хочешь, – предложил Жук.

– Правда? – обрадовалась Дженна.

Уши Жука снова побагровели.

– Да. Конечно могу. Без труда.

Он достал из ящика стола большую лупу и прищурился.

– Вообще-то, все просто. Нужно что-то, принадлежащее хозяину… – Жук замолчал и посмотрел на башмаки Септимуса. – У тебя это есть. Кладешь их… перед драконом, то есть Огнеплюем, а потом берешь дракона за нос, смотришь прямо в глаза и говоришь… Сейчас я запишу, чтобы ты не забыла.

Жук достал из кармана скомканную карточку, вынул из чернильницы перо и очень внимательно написал длинную вереницу слов.

Дженна благодарно взяла карточку.

– Спасибо, Жук, – сказала она. – Спасибо тебе огромное!

– Не за что, – ответил Жук. – Обращайся. То есть нет. Надеюсь, больше не понадобится. То есть… надеюсь, Сеп в порядке и… если нужна помощь…

– Спасибо, Жук, – растроганно повторила Дженна.

Она бросилась к двери и распахнула ее. Снаружи, облокотившись на подоконник, стоял Волчонок и откровенно скучал.

– Пошли, четыреста девятый, – позвала его Дженна и побежала по направлению к Главной арке.

Вскоре они с Волчонком исчезли в синей тени под сводом из ляпис-лазури.

А Жук, оставшись в «Манускрипториуме», сел на стул и провел рукой по лбу. Он весь вспотел, и не только потому, что все время краснел при виде Дженны. Жук откинулся на спинку стула, его бросило в холодный пот, и вся комната завертелась.

Писцы в Архиве услышали грохот, когда мальчик упал со стула. Фокси, сын опозорившегося бывшего Главного писца-алхимика, выскочил в приемную и нашел Жука распластавшимся на полу. Фокси сразу увидел на ноге друга, между верхом голенища сапога и штаниной, пунктирную отметину, от которой шла красная сыпь.

– Его укусили! – завопил Фокси, и писцы пришли в ужас. – Жук заразился!

Марцеллий Пай терпеть не мог утро. Не то чтобы на той глубине, где он прятался, можно было с легкостью определить, когда оно, это утро, наступает. Днем и ночью Старый путь под Замком был залит тусклым красным светом. Этот свет излучали шары негаснущего огня, которые теперь Марцеллий считал своим величайшим и определенно наиполезнейшим достижением. Большие стеклянные шары тянулись вдоль Старого пути – Марцеллий сам повесил их там около двух столетий назад, когда решил, что больше не может жить на земле среди смертных. Там слишком шумно, жизнь стремительная и яркая, а его это больше не интересовало. Теперь он сидел мокрый и дрожал возле шара у Большой трубы. Сидел и жалел сам себя.