«Ей тридцать пять. На тринадцать лет младше меня. Я называю её — Наталья Петровна. Так официально… У неё светлые волосы, голубые глаза и красивое, но какое-то строгое и отрешённое, иногда даже холодно-равнодушное лицо. Никаких эмоций… Она не прячет их. Она не играет со мной. Игру я разгадал бы… Она действительно построила стену между собой и миром. Вот только со мной она может быть откровенной. Ей хочется быть откровенной со мной, она всё время хочет поделиться со мной чем-то очень важным для неё… Тем, что не отпускает её и тем, что она сама боится отпустить на свободу. Она не может освободить себя. Она боится!»
Наталья Петровна переступила смущённо с ноги на ногу и всё не решалась нарушить затянувшееся молчание.
— Слушаю вас, — сказал Балицкий, стараясь придать своему голосу побольше мягкости. — Что-то случилось?
— Мы накрыли стол в малой гостиной комнате, — ответила Наталья Петровна. — Мы готовы подать ужин. Сегодня утка с апельсинами, ваше любимое блюдо. Французские сыры, паштеты. Ваш любимый сок — апельсиновый с добавкой лайма. Калифорнийское вино. На десерт — фруктовый салат и пирожные с заварным кремом. Кофе?
Последнее слово она произнесла с явно вопросительной интонацией и Балицкий немедленно ответил:
— Эфиопский. Помните, какая должна быть крепость?
— Слабый, слегка разбавлен сливками, — уже уверенным и чуть более громким голосом произнесла Наталья Петровна. — Коробку с сигарами подать в гостиную или вы перейдёте в курительный салон?
— В гостиную…
Балицкий осёкся и, будто заподозрив что-то, посмотрел искоса на ассистентку.
— У нас будут гости сегодня?
«Да вряд ли его гостем можно назвать, — подумала Наталья Петровна. — Ведёт-то он себя как хозяин!»
— Да, Семён Сергеевич. Ратманов приехал в клинику десять минут назад. Он хочется остаться на ужин и надеется, что вы позволите ему составить вам компанию.
И с какой-то жалобной, просящей интонацией добавила:
— У него есть очень важная информация для вас. Он просил сообщить вам, что в центре совсем недавно закончилось очень важное совещание, и он хотел бы именно сегодня рассказать вам об его итогах и принятых решениях. Пётр Владимирович…
— Передайте Петру Владимировичу, — прервал её Балицкий, — что я согласен. Но его присутствие за вечерней трапезой серьёзно испортит мне настроение. Это тоже обязательно передайте!
— Да, конечно, — и Наталья Петровна склонила голову в полупоклоне. — Будут ли специальные указания для лечебного персонала?
«Чего она хочет?» забеспокоился Балицкий. «Запереть больных, чтобы они не попались на глаза Ратманову? Или Ратманов не попался им на глаза? Да без моего сопровождения и прикрытия этот жандарм и близко не подойдёт к милым моим психам! Это горе-куратор до дрожи и икоты боится того оружия, которым, как ему кажется, он безраздельно владеет. Окружил своими охранниками больницу, расставил автоматчиков по коридорам, агенты в штатском бродят по всем окрестностям. Такие силы привлёк, чтобы держать нас под контролем — а боится! Боится, гад! Никогда и никому не признается в трусости. На самом донышке неглубокой душонки своей будет прятать страх; ни начальству, ни жене, ни детям своим, ни самому себе — никому не скажет, что боится шестерых сумасшедших и одного запертого им в чёртовой закрытой клинике психиатра! Властолюбивое ничтожество!»