— Опять тот же разговор, — тяжело вздохнул Цыбин. — Да не убивал никто вашу мать. Нина Сергеевна — святой человек. Правда, она и пожилой человек. Могло случиться у нее что-то с сердцем? Мы ведь и это еще не принимаем во внимание.
— А вы примите, — сказал Багин. — Наведите справки. Мне вас учить?
— У мамы было здоровое сердце, — сказала Наташа. — Во всяком случае, когда я видела ее в последний раз, она не жаловалась…
— Мы проверим. Но я боюсь, товарищ Багин, что убедить Наталью Дмитриевну будет нелегко. Очевидно, у нее есть какие-то предположения.
— Это верно? Ты скажи, не стесняйся.
— Если вы о том, кто это мог сделать — ума не приложу. Но и в несчастный случай я не верю.
— Почему? — спросил Иван Степанович.
— Не знаю… Не верю, и все, — тихо сказала Наташа.
Цыбин развел руками, мол, что тут скажешь.
— Ладно, Цыбин, иди. И держите меня в курсе. Про каждый шаг держите. Понял?
— Так точно.
— Ты при нем не стала чего-то говорить? — спросил Багин, когда следователь ушел.
— Нет, я все сказала.
— Понимаешь, твои чувства, конечно… Но и у них, согласись, в руках наука, экспертизы всякие…
— «Незаостренным предметом», — повторила Наташа. И только сейчас поняла, что ее в этих словах смущает. — Разве так пишут?
— А как? — не понял Багин.
— «Тупым предметом» — пишут…
— Ой, чего только не пишут.
— Это верно, — согласилась Наташа, вспомнив, как мама учила их ценить слово. Ведь так часто люди не понимают друг друга именно из-за неверных слов.
— Ну ты не волнуйся, я все прослежу. Я им навалять не позволю, — успокоил ее тесть.
Наташа вдруг почувствовала себя ужасно разбитой. Словно она сейчас вымела оба участка, свой и Андрея, вымыла лестницы и еще сдала экзамен Мартынову.
— Можно мне прилечь? — спросила она.
— Конечно-конечно… Хочешь, в Андрюшкиной тебе постелят?
— Да я не спать. Я полежу немного.
— Можешь и поспать. Я тебя на ужин разбужу. Лады?
— Спасибо.
Наташа пожалела, что согласилась устроиться в комнате Андрея. Все здесь было его, все о нем напоминало, казалось, сейчас откроется дверь и — «Привет, Татка, ты как?»
Наташе стало тоскливо и одиноко.
«Он сейчас там один. Корпит над учебниками. Сам себе и готовит и стирает… Милый Андрюшка. Мальчик мой. Как мне без тебя тяжело. Только ты один и держишь меня на этом свете. Твои глаза. Твои руки. Твой голос. Как хорошо, что ты у меня есть. Есть твои крепкие плечи, твоя сила. Мне ничего не страшно с тобой. И мне так страшно без тебя. Я одна упаду, Андрюшка. С тобой я все смогу. Вот пройдет эта черная полоса, увидишь, мы горы своротим. Все у нас будет прекрасно. Нам ведь и так повезло, что мы с тобой вместе. Что я могу на тебя положиться. Что всегда знаю — ты меня защитишь. Приласкаешь, успокоишь, придашь сил… А мне так сейчас тяжело, мой милый. Вчера на кладбище я ведь не рисовалась. Я действительно хотела умереть. И это только ты меня остановил. Ты просто есть. Не здесь, а далеко, но мне все равно легче. Милый Андрюшка…»