— Лазарев просил спрятать, — ровным голосом, чуть грассируя, произнесла женщина.
— Умница. Я постараюсь сделать так, чтобы никто из хозяйских приблуд не узнал, где вы. Удачи, рыжая…
— Новых найдешь? Еще и получше? Правда? — зафиксированная на больничной койке девушка нехорошо усмехается. Она снова говорит на архаичном интерлингве. Голос опять изменился, он по-прежнему мужской, но выше того, первого; в нем появились рычащие и в то же время вкрадчивые нотки. Девушка слегка тянет гласные, налегает на "р", так в старинных фильмах озвучивали кошек, вынужденных по сценарию говорить "по-человечески". Глаза, отчёркнутые рыжеватым золотом родовых знаков, смотрят куда-то мимо столпившихся у койки людей. Пугающе смотрят, с жутковатым спокойствием.
Руки выглядят странно. На ногтях видна четко выраженная "ступенька": то, что уже миллиметра на два выбралось из-под кутикул, заметно толще и крепче остальной ногтевой пластины.
Мускулы под синюшно-бледной, рыхлой, избыточной для тела кожей живут собственной жизнью, перекатываясь во всех направлениях так, словно мозг не контролирует их. С полчаса назад приборы зафиксировали полное исчезновение следов детских переломов, искривленное когда-то ребро пришло в норму. Если верить бесконечным и непрерывным обследованиям, скелет с почти невероятной скоростью вбирает поставляемые капельницами минеральные комплексы.
Пациентка под завязку накачана анестетиками, иначе болевой шок был бы неминуем. В лице не осталось ничего женственного, оно такое же мужское, как и голос. Сканирование утверждает, что конфигурация лицевых костей и мышц не изменились, но вот производимое лицом впечатление…
В огромной, набитой оборудованием палате, не считая пациентки, всего четверо, но за стеклянной стеной собралась, должно быть, половина старших сотрудников госпиталя "Лоранс Харт", и это если не брать в расчёт гостей из соседних округов. Новости разносятся быстро…
— Что это, профессор? — ассистент почтителен, но его распирает любопытство.
— Не что, а кто, — ворчит старик в безукоризненном серебристом комбинезоне. От давешней торопливой расхлябанности не осталось и следа.
Он не сводит с девушки выцветших от возраста зеленых глаз. Пальцы рук то скрючиваются, то напряженно распрямляются, добавляя совершенно излишнего сходства с котом.
— Это, сдается мне, Лоран Хансен Зель-Гар, последние секунды перед восстанием. Пошла вторая волна. Баст, я такого мало того, что не видел — я даже не слышал о таком никогда! Запись ведется? Смотрите у меня, нас же историки на ленточки порвут!