Пятая жизнь. Предварительные итоги в вопросах и ответах (Беркович) - страница 5

Антисемитизм как государственную политику я долго не осознавал, хотя моя семья его остро почувствовала уже в 1952 году. Мой папа был ведущим разработчиком одной радиолокационной системы, которая была успешно принята в производство и поставлена на вооружение. Разработчики были представлены к Сталинской премии. Но вместо премии папа был неожиданно уволен «по сокращению штатов».

Илья Григорьевич Эренбург. Михаил Беркович, Евгений Беркович. Новый Иерусалим, 1964 год.

Из семейного архива


Так реализовывалась в оборонных отраслях знаменитая борьба с «безродными космополитами». Папа долго был без работы, пока не улыбнулось счастье — его приняли на вновь созданный телевизионный завод, получивший впоследствии название «Рубин». Там он проработал еще сорок лет до выхода на пенсию в 1994 году (ему в это время исполнилось уже 77 лет!). После смерти Сталина, прекращения «дела врачей», после страшной угрозы сталинского «окончательного решения» еврейского вопроса для советских евреев наступили относительно «вегетарианские времена». Бытовой антисемитизм, конечно, был, но к нему привыкаешь, просто как к определенным правилам игры. Открыто выступать против евреев боялись, можно было пожаловаться начальству — директору или в партком. Новый подъем государственного антисемитизма я впервые почувствовал в студенческие годы, особенно после Шестидневной войны 1967 года.

Студенты первого курса физфака на Первомайской демонстрации 1963 г. Из семейного архива


По Вашему диплому Вы физик. Когда Вы решили поступать на физфак МГУ?

В школе я учился легко, не слишком задумываясь о будущем. Интересовался разными предметами, однажды даже победил на Московской географической олимпиаде. Много читал, в том числе и по истории (мама преподавала древнюю историю в другой школе, и у нас было много соответствующих книг). Но больше всего, пожалуй, мне нравилась математика. Начиная с шестого класса посещал знаменитый математический кружок на мехмате МГУ. Нравилась мне и физика, правда, немного меньше. Решение поступать на физфак пришло довольно неожиданно, не без влияния моды, книги Гранина «Иду на грозу», в частности. Забегая вперед, скажу, что на первых курсах я понял, что математика мне ближе и свою «ошибку» я исправил, выбрав достаточно экзотическую для физфака кафедру математики (математической физики). И в дальнейшем моя научная работа была больше связана с математикой, чем с физикой. Впоследствии я все же понял, как много дал мне физфак, насколько полезным было полноценное физическое образование, позволявшее лучше чувствовать конкретные приложения абстрактных математических моделей. Но в университет нужно было еще поступить.