– Я не ною.
– Ноешь, я слышу, как всё в тебе хлюпает. Слабаки вы, порченое поколение, соплями истекаете. Вот ты хоть раз человека резал? Чтобы ножом, и в глаза смотреть? Чего молчишь? Да ты и не убивал никогда, вижу. Служил где? В связистах каких-нибудь?
– Я не служил, – тихо сказал Макс.
– Трындец, – Отец закатил глаза. – Понаберут салаг, и как с такими воевать? При первом же обстреле обосрёшься. Ладно, поближе ко мне держись, может, и выживешь.
Макс замер. Стало не по себе, словно в кинотеатре неожиданно врубили свет и сквозь экран в зал повалили настоящие монстры, объёмные и вонючие.
Старший вернулся с пограничником; сержант пошёл по проходу, раздавая паспорта из стопки. Мельком глядел в лица, называл торопливо фамилию, будто и ему тут было неуютно и хотелось поскорее закончить неприятную работу, выйти наружу, на солнце и воздух.
Отдал последний паспорт, вернулся к двери, оглянулся.
– Спасибо, товарищ сержант, – сказал старший.
Пограничник не ответил, скривился, вышел.
– Чего это он? – спросил Отец.
– Дык вставили пистона, сверху позвонили, чтобы без очереди, – усмехнулся старший. – Сейчас их граница, не ссать, морду кирпичом. Лишнего не говорить, мы спортсмены, едем на соревнования. Эй, на корме! Я кому сказал не бухать? Уши забило, шомполом прочистить? Доберёмся, будете сортир копать.
Сзади ответили:
– Как скажешь, начальник. Сортир не братская могила, можно и выкопать.
И захохотали.
Отец сплюнул прямо на автобусный пол, проворчал:
– Порченое поколение.
* * *
Особняк Акселя, осень
Белка притащила два бокала с замысловатым коктейлем, стали в угол, посматривая оттуда на клубящийся бомонд. Белка, перекрикивая рэпера, рассказывала:
– И руку протягивает, мол, обопритесь, сударыня, а я говорю: вы понимаете, что унизить меня пытаетесь, типа ставите на место, время патриархата давно прошло, другое теперь время. Слово за слово, я всё ему сказала, кукусику, и про кадровую политику, и про щипки за задницу, всё.
– А он что? – спросила Елизавета.
– Да психанул, теперь вот я без работы. Но удостоверение не отдала и десяток редакционных бланков с печатями стащила. Хотела хайп в сети поднять, жду, когда долги за фотки отдаст, неделя у него осталась.
– Если отдаст – промолчишь?
– Вот ещё! Полюбасу расскажу, трындец его аудитории, вполовину срежу. Давай выпьем, что ли, а то месяц сумасшедший был, да и год тоже.
– Или жизнь, – вздохнула Елизавета. – Выпьем, сестра.
Разгорячённый народ шумел, как прилив, собирался в кучки и распадался на пары, спорил, хвастался и флиртовал; Белка непринуждённо рассказывала: