– Идите, дети, нечего всякую чепуху слушать. А ты, Агриппина, не реви, решение в целом верное, но есть же исключения, я в райком схожу.
Серёжка совсем раскис: не стал смотреть на ящера в банке и от патрона отказался, который Толик таскал в кармане с того самого дня, как был награждён за помощь чумазым механиком броневика.
Тойвонен сидел на табуретке, скукожившись, и ныл:
– Получается, мы теперь финские шпионы? Нечестно так, я ведь не шпион, а наоборот совсем. Скажи, Толик?
– Конечно. Ты ленинградец, советский октябрёнок. Меня спросят, так и расскажу: про то, как мы красноармейцам помогали, как шпионов ловили. И про «Сталинского дракона».
– Точно! – обрадовался Толик. – С красными звёздами. Жаль, улетел, не показать кому следует.
– Может, не улетел, а наоборот, вернулся. Защищает сейчас город, гоняет фашистских гадов.
* * *
Вторая эскадрилья первой группы взлетала с базового аэродрома в Гатчине; гауптман Вольф дождался, когда последняя машина займёт место в строю, и повёл эскадрилью на север, к Финскому заливу: согласно плану, предстояло атаковать со стороны моря, с неожиданного направления.
Ровно гудели моторы «юнкерса». В небе ни облачка, видимость «миллион на миллион», настроение отличное. Гауптман напевал из «Тангейзера», и командир второго звена не преминул подпустить шпильку:
– Клаус, ты зря не пошёл в оперу, там бы карьеру сделал гораздо быстрее.
– Да уж, куда там Фрику Готлибу, – немедленно отозвался пилот третьего. – Если кто и должен быть украшением Дрезденской оперы, так это наш старина Вольф. Только подкормить его, а то брюхо маловато, первое для оперного певца – это брюхо, там тощих не держат.
Гауптман усмехнулся и строго сказал:
– Прекратить болтовню в эфире. Поворот через минуту тридцать.
Стрелок заметил:
– Внизу большевистское корыто, засекли. Будет сейчас пыжиться.
Русский эсминец стрелял торопливо, белые хризантемы разрывов цвели ниже метров на двести; гауптман повёл машину в противозенитный зигзаг, ведомые послушно повторили, обстрел прекратился. Вот и зелёный купол собора Изаака, гауптман сориентировался, довернул на боевой курс, крикнул бомбардиру:
– Фриц, твой выход.
Бомбардир не ответил: припал к прицелу, сжимая рукоятку сброса; гауптман вёл машину ровно, чтобы обеспечить максимально комфортные условия для точной бомбёжки; когда ударило в фонарь, Вольф вскрикнул, дёрнул штурвал влево; повторяя манёвр командира, вся эскадрилья сбилась с курса, тяжёлые бомбы посыпались куда-то к чёрту, мимо цели, в Неву…
Когда сели на гатчинском аэродроме, бомбардир мрачно спросил: