– Что это было, Клаус?
Гауптман раскрыл портсигар, с трудом выковырял сигарету. Дрожащими пальцами долго крутил колёсико зажигалки, когда прикурил – ответил:
– Ты не поверишь, Фриц. Дракон с красными звёздами на крыльях, прямо в лоб.
Бомбардир хмыкнул:
– В отпуск бы тебе…
Гауптман не ответил. Молчал, курил и смотрел в синее-синее небо; показалось вдруг: белая точка в зените, игрушечный планер из тонких реек и папиросной бумаги.
– Доннерветтер!
Раздавил окурок каблуком и пошагал к штабу.
Сталинабад, лето 1941
Когда в столице советского Таджикистана открыли Особое конструкторское бюро НКВД, посвящённые удивлялись: почему там? Понятно, зачем шарашки в Ленинграде, Москве или даже Перми: рядом гигантские заводы, гордость социалистической индустрии, судостроительные, авиационные, артиллерийские; есть, куда врагам народа приложить конструкторскую мысль, чем искупить вину перед советской властью. А Сталинабад, хоть и столица республики, но дыра дырой, населения и ста тысяч не наберётся, из всего производства – швейная фабрика да авторемонтный завод.
И переменный контингент тоже странный: ни инженеров, ни изобретателей, сплошь малополезные для оборонного строительства филологи, историки, поэты и прочие трепачи.
Однако Сталинабадское ОКБ было в особом статусе, возглавлял его целый майор госбезопасности, считай, генерал по-армейски, а еженедельные отчёты о работе СталОКБ ложились в Кремле на такие столы, что волосы дыбом; на некоторые из этих бумаг и пепел из той самой трубки просыпался.
Зэка Аждахов Рамиль Фарухович числился в привилегированных: комната на двоих с дивизионным комиссаром, разжалованным за трусость и потерю боевого управления в боях под финской Сортавалой. Комиссар держался молодцом, бодрости духа не терял, особенно после того, как прочитал в газете «Правда» о том, что приговорён к расстрелу и приговор приведён в исполнение перед строем.
– Вот тебе, Рамиль, и наглядное свидетельство того, что бессмертие существует, – говорил комиссар. – По всем документам я мёртвый, а по утрам бреюсь, гляжу в зеркало: жив, курилка! Как думаешь, есть оно, бессмертие?
Таким манером комиссар, потихоньку стучавший в оперчасть, пытался выманить Аждахова на разговор касательно дела, случившегося в Памирских горах год назад. Дело было тёмное: неизвестно откуда взявшиеся басмачи разгромили комплексную научную экспедицию совнаркома Таджикистана, убив и самого Рамиля, но тот будто бы волшебным образом воскрес. При этом якобы исчез гигантский изумруд ценой в три годовых бюджета республики. От всей экспедиции остались только двое: сам Аждахов да ещё один, Горский, никчёмный энтомолог из Ленинградского университета. Энтомолога продержали под следствием восемь месяцев, всё впустую, и отпустили; раньше, при Ежове, его бы, конечно, закатали в лагерь на десять лет просто так, для профилактики, но сейчас времена были марципановые и нежные, сроками не разбрасывались.