Сидевшие за столом недоуменно уставились на меня и солдат, ввалившихся следом в зал. Один из японцев вскочил и потянул из кобуры револьвер. Сухо треснул маузер, и он рухнул прямо на стол, со звоном роняя посуду на пол.
Остальные офицеры так и остались сидеть. Девицы сначала завизжали, но тут же заткнулись.
– Серьга, живо наверх, проверить второй этаж… – тихо приказал я унтеру, а потом сухо рявкнул: – Руки на стол, кто пикнет – лично глотку перережу.
Японцы дисциплинированно молчали, настороженно пялясь на меня узкими глазами. Но тут один из русских, тощий козлобородый брюнет с нервным породистым лицом, вдруг гневно хлопнул ладонью по столу и заорал фальцетом:
– Ма-а-алчать! Что вы себе позволяете? Боевые действия окончены! Вы нарушаете приказ генерал-губернатора Ляпунова о полной капитуляции!
Кабатчик под шумок попытался слинять через боковую дверцу, но схлопотал по морде прикладом от одного из ополченцев и, тихо скуля, забился под стойку.
Я поощрительно улыбнулся, после чего подошел к брюнету, ухватил его за воротник черного чиновничьего сюртука и прямо через стол притянул к себе.
– Что ты сказал, гад?
– Вы… вы… приказ… нарушать… – замямлил чиновник, постукивая зубами и отчаянно заикаясь.
– Назовись, живо.
– Коллежский а-асессор… М-маслов…
– Ты слышал, что я сказал, коллежский асессор Маслов?
– Н-нет, – просипел чиновник, но тут же признался: – Д-да…
– Ну вот, а я думал, ты глухой… – Я вытащил его из-за стола, отволок в угол, одним движением перерезал глотку от уха до уха, после чего небрежно оттолкнул от себя.
Жалобно хрюкнув, Маслов упал на колени, зажал ладонью гортань и медленно повалился на бок. В зале мерзко завоняло дерьмом и кровью, девицы истошно взвыли, но через мгновение опять замолчали. Один из русских, бородатый тучный мужик в полковничьем мундире, начал громко икать. Второй беззвучно открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу. Остальные подавленно молчали. Японцы внешне все еще оставались бесстрастными.
– Разоружить – и всех мордой в пол, – спокойно приказал я. – Наших – тоже.
– Так-так… – В зале появился Стерлигов, обвел русских тяжелым взглядом и иронично протянул: – Кого я вижу? Господин Зальца, вы ли это? О! Господин Домницкий? Мнится мне, что здесь попахивает изменой…
– Все они ваши, Борис Львович… – шепнул я ему. – Но немного позже.
Неожиданно наверху послышались шум и топот, а через несколько минут солдаты сволокли вниз двух связанных порванными простынями японцев в исподнем, одного помоложе и второго, сухого и подтянутого, гораздо старше, с узкими щегольскими усиками на лице с резкими азиатскими чертами. У этого голова была сильно разбита, а на нательной рубахе расплывалось большое пятно крови.