Я уже почти спросила об этом у Дайрена. Но внезапно он усталым движением потер виски и зажмурил глаза. Глубокий вздох вырвался из груди.
У меня внутри что-то кольнуло. И в результате я задала совсем другой вопрос:
– Тебе жаль ту мантикору? Наверное, ты был к ней привязан.
И правда, я ведь совсем не думала о том, что ему пришлось убить собственного зверя. Животное, которое доверчиво лизало ему руки…
Не скажу, что мне было жаль это существо после того, как я едва не погибла. Мантикора – не домашний котенок. Не собака и даже не волк. Это совершенно дикий зверь. Им управляет лишь желание охотиться. Ради голода или развлечения – неважно.
Когда-то давно фурии вывели их с помощью магии, каким-то неведомым образом скрестив льва и скорпиона. В результате чудовище получило смешанные черты обоих существ. И вполне вероятно, что мозг им частично достался именно от последних. От хладнокровных членистоногих, не обладающих разумом, лишенных привязанностей.
Я не знала, как Дайрену удалось приручить этих тварей. Говорят, они слушаются лишь своих создателей.
Впрочем, все это не мешало мантикорам быть невероятно красивыми. И наверняка мужчина был расстроен потерей домашней любимицы. Если можно назвать так огромную дикую машину для убийства.
Хотя, не это ли лучший питомец для бесчувственного рыцаря мрака?
Дайрен пожал плечами.
– Жаль? – переспросил он, словно пытался подтвердить все мои размышления. – Я не знаю, что такое жалость, Арилейна.
Голубые глаза блеснули и превратились в лед.
– Джайра ослушалась моего приказа. И понесла наказание.
Дайрен отвел взгляд.
Сердце застучало в груди. Глухо стукнуло в прутья клетки.
– Вот так просто? – почти шепотом спросила я.
– Зачем усложнять?.. – приподнял бровь.
Правда не понимал.
Иногда мне казалось, что я вот-вот проникну сквозь стены его тюрьмы. В наглухо закрытую камеру, где хранятся все настоящие мысли и эмоции. Иногда я думала, что уже приоткрыла туда дверь и понимаю чуть больше, чем Дайрен позволяет осознавать даже себе.
Но иногда все было совсем наоборот. Вот так, как сейчас. И мне казалось, что у него внутри и впрямь пустота. Ничего нет. Только выжженная земля, изголодавшаяся по извращенному чувству, которое они привыкли принимать за любовь.
– А если я ослушаюсь? – спросила тихо. – Нарушу договор. Ты тоже убьешь меня без сожаления?
Еще один оглушительный удар сердца. Неприятно-звонко дребезжат прутья-ребра.
Дайрен молчал. Не сводил с меня потемневшего взгляда, перед тем как ответить. Медленно и тягуче. Словно это могло влить в голос больше яда:
– А что заставило тебя думать, что ты чем-то отличаешься?..