– Они сами создали себе мир.
Она говорила на серьёзную тему. А я задумался о том, что она назвала это место Мухоловкой. Подхватила мою мысль о насекомых и ловушках. Получается, я дал другое имя планете. «Серебрянка» мне нравилась больше.
– Тебе лучше надеть шлем, – сказала Эва.
– Зачем? Я не собираюсь нажимать ту кнопку. Никто не собирается. А от бактерий скафандры не спасут.
– А вдруг я нажму? – Она резко вскинула голову и посмотрела на меня. – Вдруг испугаюсь и нажму? Потому и прячусь подальше.
Я не знал, что ответить. Хотя думал о том же.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Что выслушал.
Ещё немного посидели в тишине. Потом Эва сказала, что ей нужно побыть одной, собраться с мыслями.
Я зашёл в пассажирский отсек. Рой и Чан уже надели шлемы, но сидели демонстративно далеко от злополучной кнопки. Я присоединился к молчаливому ожиданию.
Чан сказал что-то по-китайски. Рой ответил, тоже по-китайски. Потом обратился ко мне:
– Прости. Непереводимая идиома.
А до меня дошло, что и русский он мог знать. От этого стало как-то неловко. Человеческий разум – странная штука. Почему именно сейчас мой мозг отвлекался на всякие мелочи?
Я совсем не понимал своих коллег. Думал, что понимал. Но, похоже, всё это время жил предрассудками. Слишком зациклился на этих Везунчиках.
Рой – обычный парень с принципами и не такой плохой лидер, каким я его считал. Чан – заядлый трудоголик. Эва… Она казалась хрупкой девушкой, а получилось, что она сильнее и умнее нас.
Если бы не эта лотерея…
– Да уж. В действительности всё не так, как на самом деле, – прошептал я.
– При чём тут Экзюпери? – спросил Рой.
И правда. Почему именно он?
– У меня в детстве случай был, – сказал я и поудобнее устроился в кресле – благо скафандр это позволял. – За мной собака погналась. А я ж не из робких. Палку схватил, хотел вдарить так, чтобы эта псина в космос улетела, но вместо этого протянул ей руку. Не знаю почему.
– И что потом? – тихо спросил Рой.
– И ничего потом. Назвал Чапой. Тринадцать лет вместе прожили. Оставил у родителей. Но если б тогда палкой её…
Чан молчал. По его лицу нельзя было понять, что он думает. Мы оба с каким-то отрешением смотрели на монитор. Рой отвернулся к иллюминатору. А там, снаружи, на нас медленно опускалась смерть.
Мы отключили прожекторы, чтобы не видеть этого. Приборы и так всё показывали, но смотреть на безучастные цифры легче, чем на мрачную пелену в небе.
– Тогда цитату Экзюпери вспомнил, – продолжил я. – А потом я свою придумал. «Не всё враждебно, что кажется враждебным».
На объяснения и споры не хватило бы времени. Да и не смог бы объяснить. Поздно до меня дошло.