— О, Каэль, господин, — голос Эзекаила резал по ушам, как сирена, — Недостоин я был твоего пришествия…
Я не мог больше смотреть на огненное существо, его облик выжигал мне глаза, и зажмурился, смахнув слёзы.
«Не смотри, нельзя! На бога нельзя смотреть. Один прецептор может!»
Я чувствовал, что Белиар тоже боится, но при этом он подмешивал в меня жажду… Настоящую жажду власти.
«Твою поднёбную мать, сколько силы, Марк! Там столько духа, что моим внукам хватит…»
— Как смеешь ты, отродье Тенебры, разевать свой поганый рот?
Едва взгляд Каэля упал на меня, как мне стало тяжело дышать. То, как до этого на меня давили мерой всякие командоры и приоры… это были цветочки.
Белиар замолчал, не сразу смекнув, что его слышат, и тут меня откинуло от алтаря. Не ветром, не ударом — просто чужой волей прокатило по крыше, и я врезался в ограду.
Опять спиной…
Рядом зазвенел меч. Я зашипел от боли, что-то в позвонках хрустнуло ещё раз. Но машинально моя рука заёрзала вокруг: без оружия я себя чувствовал беспомощным.
Рука коснулась сначала лезвия, а потом я быстро перехватил рукоять.
«Поднёбыш, я попробую тебе спину подлатать. Только знай, я не ангел, это может быть больно!», — прошептал демон.
Я усмехнулся. Когда во мне сидела Халиэль, её лечение тоже не назовёшь ласковым.
По спине побежали неприятные мурашки, а потом стало жечь. Демону особо не из чего было выбирать — стихия огня, и всё тут.
Эзекаил крикнул:
— Мой господин, а как же барьер? Ведь он съедает твои силы, великий Каэль. Ведь он лишает тебя…
Его оборвали:
— Закрой рот, предатель, — хлестнул голос бога.
Падший рассмеялся.
Прикрываясь ладонью, как козырьком, я взглянул на Эзекаила. Тот будто действительно был счастлив видеть своего господина: в его руках не было оружия, и он раскрыл их в приветственном жесте.
За его спиной виднелись призрачные крылья… Одно ангельское, с белоснежными перьями, а другое… красное, кожистое, с загнутым когтем на сочленении.
«Поднёбыш, а ведь этот падший нам даже половину силы не показал.»
— Эзекаил… Отдай мне то, за чем я пришёл, — голос бога заставлял вжиматься в камень.
Я видел его пальцы, касающиеся зубцов башни, но их свет неимоверно слепил. Он босиком, что ли?
Меня взяла злость: какого, спрашивается, хрена я не могу на него посмотреть? Это тоже ограничение, вроде законов Неба, запрещающих нулям смотреть на человека?