— Единственное? — спросил он, перестав крутить ключ.
На вопрос его глухо отозвалось эхо в комнатушке, затем звук растворился в гнетущей тишине, продолжая отзываться только во мне.
— Да! — решительно ответил я.
— Тогда я подумаю, — сказал он, вставая и подозрительно глядя на меня.
На следующий день, уже под вечер, он зашел ко мне, остановился на пороге и, не выпуская ручку двери, словно собираясь что-то сказать и тут же уйти, сразу же перешел в наступление:
— Вчера ты солгал мне.
Я встал.
— Но Пали…
— Перестань, — оборвал он меня. — Солгал или нет?
— Дай объяснить.
— Не нужно. Подробности не меняют дела. Я все знаю и все понимаю. Твое положение тоже понимаю. Доказательством этого может служить то, что я скажу тебе сейчас. Я возвращаюсь в цех.
— Опять начинаешь играть на эмоциях?
— Брось, Яни, — махнул он рукой. — Давай говорить без обиняков и покончим с этим делом. У меня есть свое собственное мнение… обо всем, и я знаю, как мне следует поступить. Теперь я не останусь, даже если бы ты… Словом, ни за что на свете. А тебе советую кое-что по-дружески. Помни: между принципами и поступками иногда может возникнуть брешь, но пропасти не должно быть никогда. Неплохо, если бы ты почаще думал и не забывал об этом и свои поступки время от времени соизмерял с принципами.
— Ладно, буду соизмерять, — ответил я, все больше раздражаясь.
— И пусть тебя в отличие от многих других никогда не вводит в заблуждение иллюзия, будто пришло время рвачества.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он спокойно, более того, с оттенком пренебрежения ответил:
— То, что ты слышишь и сам знаешь, и ничего больше. Интересно только, кто из них окажется рядом со мной на баррикадах, в случае если…
— Полно, Пали, — с негодованием оборвал я его, — ты и сам знаешь, что баррикад уже нет и не будет. Зачем эти пустые разговоры. Что же касается моей лжи, то ты должен понять меня — я не мог иначе. Предпочел красивую ложь. Полагал…
— Красивая ложь! Здорово сказано, ну и ну! Но ты забываешь, что, как руководитель, ты выступаешь проводником принципов. Неужели ты собираешься претворять их в жизнь вот так, все строить на лжи? Сначала красивая ложь, а затем беспардонная. Если у тебя не хватает смелости честно и открыто называть собственные поступки своим именем, тогда считай, что ты погиб. Этому учит нас горький опыт прошлого. Если же почувствуешь, что нет иного выхода, кроме лжи, подавай в отставку. Директорское кресло не будет пустовать, сразу найдется десяток охочих. И может быть, среди них окажется один, способный лучше делать свое дело. Или хотя бы попытается. Упрямо цепляться за высокий пост в данном случае — поверь мне! — это значит надругаться над идеей.