Откуда-то издалека доносятся крики, орет пьяный мужчина, ему вторит отчаянный вопль женщины, все это тонет в нестройном хоре звонких детских голосов. Это те «никто» на вечерней молитве вместо ужина.
Я тоже кричу изо всех сил в темноту и сразу сникаю, в руках у меня топор, как у первобытного человека каменное орудие, волочу его по земле, бреду в свое убежище, кладу топор на место, одеваюсь, наспех собираю вещи, запираю домик.
Луна, как надкусанная краюха хлеба с салом, висит, зацепившись за облако.
Все ускоряя шаг, я спешу на станцию.
3
Поезд гудит, громыхает на стрелках, паровоз, пыхтя, выбрасывает клубы пара, скрежещут тормоза. Келенфёльдский вокзал, невысокий, длинный перрон, за барьером толпа ожидающих. Я мчусь на автобусную остановку. Последний автобус уже ушел.
Медленно тащится трамвай. Я кладу сумку на колени. Дремлю. Меня мутит, все еще ощущаю запах оливы, хорошо бы выпить чего-нибудь, чтобы заглушить его… Иду по Бульварному кольцу, ночь теплая, тротуар пышет жаром. На улицах полно народу. На часах у Национального театра скоро полночь: захожу в первое попавшееся заведение, пью пиво. Оно освежает. Заказываю еще… Снова бреду по ночным улицам, людей становится меньше. Голубой неон вывески манит к себе, шатаясь, вхожу, снова пью пиво и снова иду по улице, голова вроде бы ясная, но ноги уже не слушаются. Ко мне приближается прохожий. Очень знакомое лицо, хорошо знаю его, хочу назвать по имени, но никак не могу вспомнить. Здороваюсь. Он останавливается. Пожимаю ему руку. Он спрашивает, как мое имя. Я называю. Тот задумывается и, разозлившись, уходит, сердито бросив мне на ходу:
— Нализался как свинья!
Я хочу бежать за ним вдогонку, но ноги не повинуются мне. Со злости хлещу сумкой по почтовому ящику. Что-то звякает. Сажусь на край тротуара, раскрываю сумку, выкладываю ее содержимое, ищу, что звякнуло. Под руки попадается связка ключей. Трясу ими. Они звенят. Трясу еще и еще, прислушиваясь к звону. Возле меня останавливаются две пары ног, подношу, потряхивая, ключи к ботинкам и кричу:
— Прошу опуститься на колени!
Ноги, постукивая каблуками, удаляются.
Перебираю ключи: эти два от квартиры («Ты опять пьян», — укоризненно сетует Гизи), от ящика моего письменного стола («Доброе утро, товарищ директор»), от замка балатонского домика («Бу-у-у…» — осклабившись, вторит мне мальчик, стоя на одной ноге, как аист), от автомашины («На кой черт он нужен? — это я говорю себе. — Зачем я храню его?» — «Не выбрасывай, — просит Гизи, — пусть останется на память, пока мы не купим другую машину»). Снимаю этот последний ключ, плюю на него, заношу высоко над головой и бросаю.