Тут только я с удивлением осматриваюсь. Неужели вся эта эчерская барахолка в миниатюре принадлежит мне? Быстро укладываю все вещи в сумку, встаю и иду прочь.
Захожу в какой-то бар. Пива нет. Зато есть абрикосовая палинка и вишневый сок. Сливаю то и другое в один стакан.
Певицу в блестящем длинном платье награждают бурными аплодисментами.
Все столики заняты. Официант подводит ко мне троих мужчин, спрашивает, можно ли им подсесть ко мне, и, не дожидаясь ответа, подставляет стулья. Мужчины садятся.
С любопытством смотрю на них. Особенно на высокого, широкоплечего, чернявого, с костлявым лицом в морщинках. Я его знаю. Но уже не полагаюсь на себя, жду, чтоб и он узнал меня. Чернявый тоже пристально смотрит на меня водянистыми, пьяными глазами, затем переводит взгляд на певицу. Когда она заканчивает номер, он, подняв высоко руки, громко аплодирует ей.
«Митю Тилл!»
Взяв в руки рюмку с ромом, он пьет, вытирает губы и, показывая пустую рюмку, говорит сидящему справа блондину в свитере:
— Малютка! За тебя, в твой день рождения.
Блондин тотчас подзывает официанта, заказывает еще по одной. Третий пьет молча, волосы у него рыжие, лицо конопатое.
Я встаю.
— Если не ошибаюсь, Митю Тилл?
Он вскакивает и с криком «Яни!» перегибается через стол, хватает меня за руку, изо всей силы тянет к себе, но блондин в свитере оттаскивает Тилла, я валюсь на стол, стол вот-вот опрокинется, но рыжий подхватывает его…
Форменный скандал! Официант выпроваживает нас и грубо бросает вслед, мол, к вашему счастью, полицейского не оказалось рядом.
4
— Эй, Барон, очнись, черт тебя подери!
Я открываю глаза; прямо надо мной белый потолок.
— Дрыхнет как убитый, — слышу я снизу тот же самый голос.
Я лежу в какой-то комнатушке на двухъярусной койке. Рядом еще одна, напротив дверь, а между ними небольшое окошко. Перевожу взгляд вниз. Курчавый блондин кого-то тормошит на койке подо мной. Рядом с ним стоит парень с рыжими волосами и красным, как медный таз, лицом.
— Папаша, хватит симулировать, — урезонивает блондин лежащего на нижней койке. — Думаешь, и на этот раз проведешь нас?
Но тот недвижим. Тогда блондин набрасывается на рыжего.
— Черт возьми, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты кончил эти проклятые курсы.
— Очень надо, — равнодушно отвечает рыжий.
— Позарез надо! — горячится блондин. — Тебе раз плюнуть выучиться на крановщика, а ты отмахиваешься.
— Ладно, ладно, не трепи языком, — ворчит рыжий, громко зевает, отворачивается, садится на край койки. Замечает, что я смотрю на них, еще раз зевает и произносит: — Хорошо, хоть ты-то проснулся. А то мы уж думали, дня три не очнешься.