Блондин тоже поднимает глаза, взгляд у него злой. Видимо, он хочет что-то сказать, но, передумав, пожимает плечами и снова смотрит на Тилла — подо мной на нижней койке лежит именно он, — затем начинает изо всех сил трясти его.
— Оставь, черт с ним, — ворчит рыжий, зашнуровывая ботинок. — Сам-то собирайся.
— Опять целый день потеряем, — сокрушается блондин и с досадой машет рукой.
— Так ведь это твой день виноват, — подтрунивает рыжий над именинником.
— Пусть пьет, да знает меру. Ишь дорвался на даровщинку. Ко всем чертям таких директоров.
— Он такой же неудачник, старик, как и ты.
— И к тому же симулянт порядочный. Ему, видите ли, на кран подниматься не хочется. Конечно, лучше весь день проваляться в постели.
— На кран? — спрашиваю я и не узнаю собственного голоса.
Оба смотрят на меня.
— На кран, — отвечает блондин. — А что?
— Я работал на кране.
— Башенный кран, — объясняет он, оживившись, и, прищурив глаза, пронизывает меня взглядом. — С длинной стрелой.
— Можно попробовать.
После минутного раздумья блондин говорит:
— Ладно, старик, только ты поживей, дело не терпит.
Я слезаю с койки, голова идет кругом, в животе бурчит, в глазах чертики мелькают.
До стройки минут десять-пятнадцать ходу. Корпус дома возвышается на фоне чистого утреннего неба, пока только семь этажей, но должно быть одиннадцать. Кран, как рычаг колодезного журавля, высоко вздымается вверх, огромная стрела вытянута в сторону, трос свободно свисает над бетонной конструкцией. Стойка выкрашена в желтые и черные полосы, наверху, у кабины управления, расширяется. В лучах солнца полосы кажутся ярко-желтыми и иссиня-черными. Я смотрю на основание, в глазах рябит; мне кажется, что вот сейчас из металлической конструкции вырвется пламя и ракета устремится ввысь.
Курчавый блондин — его зовут Фери Борош, он бригадир — возвращается с прорабом, ведет его под руку и, энергично жестикулируя, объясняет:
— Барон выбыл из строя, у него нашли чуть ли не рак желудка или что-то в этом роде, не знаю, как там по-научному; что поделаешь — угасает человек. Этого парня прислали вместо него. — Он кивает в мою сторону, глазами приказывая мне молчать, и обрушивает на прораба новый поток слов: — С виду вроде бы порядочный человек. Мы обрадовались ему, ведь, того и гляди, развалится бригада. Он уже работал на кране, только не на таком, другой конструкции. Поэтому, папаша, объясни ему покороче.
Невысокий человек с кривыми ногами только слушает, не возражает, покорно идет под руку с Борошем, изредка даже кивает головой.
Рыжий стоит в стороне — его зовут Геза Силади, — кривит губы, отворачивается, не в силах сдержать смех.