Девушка краснеет, круто поворачивается и уходит. Тилл говорит ей вслед:
— Простите, девушка, если я позволил себе лишнее, не думал, что вы примете мои слова всерьез.
— Ты, если не ошибаюсь, женат? — спрашиваю я. — Что у тебя с женой?
— Вот и это тоже, — качает он головой и, словно упрекая меня в чем-то, говорит: — Я уж молчу, тут тоже одни слезы. Разбили мою личную жизнь похлеще, чем Лаци Папп нос своему противнику на ринге. Пока я сидел в тюрьме, жена сошлась с другим. Правда, со мной не разводилась, говорит, совести не хватило сообщить мне об этом за решетку. Но как только я вышел, сразу подала на развод. Так что у меня нет ни угла своего, ни семьи, поневоле пришлось идти сюда, на стройку. Понимаешь теперь мое положение?
— Да, вроде бы.
— Ну и как? Поможешь? Замолвишь за меня словечко в министерстве? Ведь знаком же ты там с каким-нибудь начальником… Если даже он сам и не имеет большого веса, глядишь, потянет чашу… Корабельный канат тоже состоит из тонких нитей…
(Пали сказал, когда я встретился с ним тайно у лодочной станции: много у нас слабых людей, но если все они объединятся, то составят самый крепкий канат, которым можно удержать страну, предотвратить историческую катастрофу.)
— Что ж, попытаюсь. Может, и в самом деле найдется такой знакомый.
— Ну, тогда выпьем. Ох и банкет закатим, если меня реабилитируют! Небу станет жарко.
Он подзывает девушку, просит подать счет.
— Сейчас позову старшего официанта.
— Но сначала принесите еще бутылку вина. — Он провожает девушку пристальным взглядом и говорит: — Черт возьми, или дьявольски хитрая потаскушка, или же наивный гусенок. Ей-богу, одно из двух. Можешь мне поверить.
На улице, прощаясь, Тилл просит меня дать адрес. Прижавшись к фонарному столбу, я записываю свой домашний телефон, ломая голову, как бы ему сказать, чтобы он не звонил. Но ничего не приходит на ум.
6
Пришлось пройти чуть ли не весь Ференцварош, прежде чем попалось такси. Убаюкивая, оно мчит меня на лодочную станцию. Выйдя из машины, я чувствую себя таким разбитым, что кажется, не смогу оторвать ногу от земли, чтобы сделать шаг. Стою возле ресторана, наконец превозмогая усталость, бреду по берегу, поворачиваю назад, к кабине. Издали вижу: тьму прорезает пучок света. Дверь закрыта, свет падает из окна.
К горлу у меня подступает ком. Знаю, это невозможно, тем не менее не могу прогнать мысль, что там Пали, Аранка… Видимо, сказывается смертельная усталость.
На цыпочках, крадучись, я пробираюсь на крошечную террасу и подглядываю в щель. Незнакомая девица в шортах высоко поднимает стакан, кому-то кивает, пьет, смеется. В поле моего зрения попадает танцующая пара. Тоже незнакомые.