— Я позвоню сейчас еще…
— Не надо, — перебил я ее, — можете идти.
Я спустился в цех. Пали работал у широкого современного стола с тисками, шлифовал какую-то деталь. Неужели он меня не видит? Или не желает замечать? Я стоял позади него, затем стал сбоку, наконец негромко окликнул по имени:
— Пали.
Он притворился, будто не слышит.
— Пали, — повторил я громче.
Он посмотрел на меня, крохотный напильник в его руках на миг остановился. Потом, ничего не сказав, он снова повернулся к тискам. Я подошел к нему ближе и, пожалуй, больше для того, чтобы скрыть свою растерянность, решительно сказал:
— Послушай, Пали. Мне необходимо поговорить с тобой. Слышишь? Дело важное.
— Для кого важное? — спросил он, не оборачиваясь.
— Для тебя. Для меня. Для всего завода, если хочешь.
— Мне некогда. Сам видишь.
— Я подожду, когда ты закончишь.
— Но я остаюсь сверхурочно…
— Все равно подожду.
Мне неудобно было спрашивать у начальника цеха, когда освободится Пали. Поэтому я бродил вечером по той дороге, по которой он обычно ходил домой, стараясь не приближаться к заводским воротам, чтобы меня не заметили. Наконец он появился. Увидев меня, стал как вкопанный. Я подошел к нему.
— Что за важное дело? — сразу же спросил он, давая этим понять, что не желает ни о чем больше разговаривать, и медленно двинулся дальше.
Я коротко рассказал ему об Эрдёди и закончил так:
— Хоть это и не производственный отдел, но все же не менее важный участок. Мне бы хотелось, чтобы ты пошел туда, это и в твоих, и в моих интересах. Я не во всем с тобой согласен, но это не может служить помехой тому, чтобы…
Он остановился, повернулся ко мне, посмотрел прямо в лицо, сплюнул под ноги и быстро зашагал вперед.
5
Я просыпаюсь от яркого солнца. Оно бьет мне прямо в лицо. Кушетка Тилла уже пуста, дверь в дом открыта. Мне видна кухня, комната, а в распахнутое окно — улица. Из сада доносятся приглушенные голоса. Я приподнимаюсь. Старый Шютё в черном праздничном костюме, жена его поправляет на внуке матроску. Тилл обрывает ягоды с черешни.
Они замечают, что я проснулся. Тилл машет мне рукой, подходит и спрашивает:
— Не хочешь ли сходить в церковь? Молодые еще спят, поздно вернулись домой, все равно делать ничего нельзя. Увидишь красивую резьбу по дереву и насладишься сельским детским хором.
Старик тоже подходит, ведя за руку ребенка. Праздничный наряд придает им обоим торжественный вид.
— Доброе утро! — шепотом здоровается старик. — Отдыхайте, товарищ Мате, пока не надоест. Жена подаст вам завтрак и воду для умывания.
— Он идет в церковь, — говорит Тилл. — Мы уже договорились.